Клэймора поставила кружку на стол, её движения были медленными, почти ленивыми, но в её глазах вспыхнул холодный огонь. Задрала тунику повыше, обнажая длинные ноги и бедра, и бородач оскалился, думая, что она сдалась.
Но её колено взлетело вверх, врезавшись ему в пах с глухим звуком — он согнулся и взвыл, рухнув на пол, его лицо побагровело, руки схватились за промежность, слюна потекла изо рта и слёзы смешались с грязью на щеках.
Она наклонилась к нему, её голос был тихим, как шипение змеи: — Трогай её, если хочешь. Меня — и яйца твои будут висеть на моём клинке.
Она бросила взгляд на женщину, что всё ещё танцевала, её тело извивалось в свете ламп, и думала: “Я могла бы быть тобой. Но я выбрала резать, а не гнуться”. Она допила амасек, и отправилась домой, оставив шахтёра корчиться от боли на полу.
Вернувшись в покои поздно ночью, она не легла спать. Вместо этого она села у окна — узкой щели в стене, через которую виднелись огни улья, мигающие в токсичном тумане. Её мысли вернулись к Дреккару и Вектис, но теперь они были спокойнее, холоднее. Она выживет их, перехитрит, уничтожит. Этот день дал ей ясность — она точно не сломалась, она всё ещё здесь, и завтра она наденет броню, чтобы снова стать палачом. Но сегодня она была просто сама собой — шрамом, что всё ещё дышит.
Глава Восьмая:
На следующий день после отдыха Клэймора проснулась с новым огнём в груди. Ночь в “Ржавой глотке”, вкус амасека и жар рынка очистили её разум, но ненависть осталась — острая, как лезвие её цепного клинка, отточенная воспоминаниями о Дреккаре и холодной предательской тенью Вектис. Её тело всё ещё ныло — синяки на бёдрах и запястьях, оставленные его телохранителями, багровели под бледной кожей, но она заставила себя встать. Узкая койка скрипнула под её весом, ржавый пол холодил босые ступни, и она медленно надела свою броню — чёрный керамит с шипами обхватил её тело, как вторая кожа, подчёркивая стройные длинные ноги, тонкую талию и грудь, что вздымалась с каждым вдохом. Белые волосы, спутанные и влажные от пота, упали на плечи, а голубые глаза сверкали холодной решимостью. “Поцелуй боли” звякнул на поясе, его зубья блестели свежим маслом — она была готова вернуться к делу, к своей стихии.
Офис встретил её привычным мраком — серые стены, покрытые ржавчиной и царапинами, тусклая лампа мигала над столом, отбрасывая дрожащие тени. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом остывшего рекафа и оружейного масла. Лекс уже ждал её, его массивная фигура в серой униформе Арбитрес возвышалась над столом, шрам на щеке дрогнул, когда он бросил инфопланшет перед ней с глухим стуком. Торн стоял у стены, скрестив руки, его лысая голова блестела в свете лампы, а глаза избегали её взгляда — он всё ещё не мог забыть её униженный вид после дворца Дреккара.
— Новое дело, — начал Лекс, его голос был сухим, как пепел подулья. — Мелкий культист, Кайл. Подозревается в краже прометия для Кхорна. Напуган до дрожи. Твой выход.
Её губы дрогнули в хищной улыбке, голубые глаза вспыхнули. — Хорошо, — тихо сказала она, её голос был холодным, как сталь, пропитанный предвкушением. — Мне нужно выпустить пар.
Лекс кивнул, но его взгляд задержался на ней чуть дольше обычного. — Это не всё, — добавил он, понизив голос. — Есть ещё кое-что. От Дреккара. Он связался с Вектис, и она передала приказ. Как он и обещал — “с тобой свяжутся”. Это его личная просьба.
Клэймора замерла, её пальцы сжали край стола, ногти царапнули металл. — Что? — прошипела она, её тон стал резким, как треск цепного меча. — Какого рода просьба?
Лекс отвёл взгляд, его рука легла на болт-пистолет, словно ища опоры. — Он хочет, чтобы ты… поиграла с его человеком. Тариус, сын какого-то лорда среднего улья. Госпожа, унижение, всё в этом духе. Понарошку. Платит тронный гельд напрямую в казну Арбитрес. Вектис велела согласиться.
Её сердце сжалось от ярости, кровь застучала в висках. — Понарошку? — повторила она, её голос дрожал от гнева. — Я не шлюха для его утех, Лекс. Я палач, а не игрушка для извращенцев.
— Это приказ, — отрезал он, его тон стал твёрже. — От Вектис. Она сказала, что если откажешься, тебя снимут с дел. Вообще. Больше никаких камер, никаких клинков. Тебя отправят в архивы или на каторгу — чистить токсичные шахты. Ты знаешь, что она может.
Клэймора стиснула зубы, её грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Она знала. Вектис ненавидела её — её красоту, её силу, её легенду. Это был не просто приказ, а унижение, ещё один крюк в её плоть от тех, кто держал её на цепи. Дреккар, этот золотой ублюдок, видел её записи, наслаждался её работой, и теперь хотел сделать её своей марионеткой. Она ненавидела это — ненавидела его похотливый взгляд, его власть, его смех, что всё ещё эхом звучал в её голове. Но потерять свою работу, свой щит, своё спасение? Это было хуже смерти.
— Хорошо, — наконец выдавила она, её голос был низким, почти рычащим. — Но я сделаю это по-своему. И однажды я вырежу его сердце за это.
Лекс кивнул, его лицо осталось каменным. — Сначала Кайл. Потом Тариус. Не перепутай.
***
Камера была тесной, её стены — ржавый металл, покрытый пятнами крови и царапинами от ногтей тех, кого здесь ломали. Пол был скользким от старых луж, что никогда не высыхают, а воздух вонял страхом и плесенью. В центре стоял стул, но Клэймора приказала его не использовать. Её жертва — Кайл, тощий парень лет двадцати с грязными светлыми волосами и дрожащими руками — уже ждал её, стоя в углу. Его одежда — рваная роба рабочего — висела лохмотьями, глаза, налитые ужасом, метались по её фигуре, когда она вошла. Её броня звякнула, шипы блестели в тусклом свете лампы, что свисала с потолка на ржавой цепи, а “Поцелуй боли” покачивался на поясе, но она оставила его висеть. Сегодня ей не нужна была сталь — её злость, её ненависть к Дреккару и Вектис были острее любого клинка.
— На колени, — рявкнула она, её голос резанул тишину, как выстрел болтера. Кайл замер, его худое тело напряглось, глаза расширились. — Я… я не… — начал он, но она шагнула вперёд, её сапог врезался ему в пах с глухим, влажным звуком. Он взвыл, рухнув на колени, его руки схватились за промежность, слёзы хлынули по грязным щекам. — Пожалуйста… не надо… — прохрипел он, его голос дрожал, как у ребёнка, но её голубые глаза вспыхнули садистским огнём, губы изогнулись в улыбке.
— Ты боишься, да? — прошипела она, снимая перчатку с правой руки и бросая её в угол. Её длинные пальцы, бледные и изящные, с чёрным лаком на ногтях, потянулись к ящику у стены, вытаскивая резиновую дубинку — чёрную, гладкую, с рукоятью, покрытой потёртой кожей. Она провела ею по его щеке, оставляя влажный след от его слёз, её голос стал мягче, но от этого ещё страшнее. — Открой рот, мразь.
Он дрожал, его губы тряслись, но она ударила дубинкой по его плечу, звук эхом отразился от стен, и он подчинился, открыв рот с жалобным стоном. — Нет… я не хочу… — заскулил он, но она уперев дубинку себе в пах, засунула ее ему в глотку, глубоко, до горла, её рука надавила, заставляя его давиться. Слюна текла по его подбородку, глаза наполнились ужасом, но она лишь сильнее надавила, наслаждаясь его унижением. — Соси, будто это мой член, — приказала она, её тон был ледяным, пропитанным яростью. Он хрипел, его язык бессильно скользил по резине, слёзы капали на пол, а она смотрела сверху, её тело дрожало от восторга.
Она сбросила один сапог, оголив свою аккуратную длинную стопу, с гладкой бледной кожей и тонкими пальцами, покрытыми чёрным лаком и прижала ей его яйца к полу.
Соси, — приказала она, расстёгивая нижнюю часть брони и обнажая свою промежность, начиная другим концом дубинки ласкать себя, притягивая его голову к себе посильнее. Его рот, дрожащий и неумелый, заглатывал дубинку, его слюна капала на пол, а она застонала, её пальцы рук вцепились в его грязные волосы, сжимая их до боли.
Она чувствовала, как его рот скользит, приятно двигая дубинку, но её мысли были где-то ещё — в золотом зале Дреккара, где он растоптал её гордость. — Ты — ничтожество, — в слух прошипела она, её голос дрожал от ярости и экстаза. — Как Дреккар. Как Вектис. Я сломаю вас всех.
Она вытащила дубинку из его рта, отбросив её в сторону, и ударила шлепком по лицу, оставляя багровый след на щеке. Он рухнул на пол, скуля, как побитая собака, но она не остановилась. Её босая нога снова прижала его яйца, её пальцы ног сжали их, вращая, давя до предела, пока одно из них почти не лопнуло под её давлением, а крик его эхом отразился от стен. — Говори, где прометий! — рявкнула она, её голос был громким, как раскат грома. Он захлебнулся словами, слюна и пена текли изо рта, но выдавил всё — склад в секторе Дельта-7, имена подельников, планы культа.
Клэймора отступила, её грудь вздымалась, голубые глаза горели холодным удовлетворением. Но этого было мало. Его признание было лишь началом — она хотела его сломать полностью, выжечь из него жизнь, как выжигают ересь из улья. Она шагнула к стене, где висели цепи — толстые, ржавые, покрытые коркой старой крови. Сорвав одну с крюка, она вернулась к Кайлу, его худое тело всё ещё корчилось на полу, слёзы и сопли текли по лицу, смешиваясь с грязью. — Ты думал, это конец? — прошипела она, её голос стал низким, почти ласковым, но с ядовитым оттенком. — Нет, мразь. Ты будешь висеть, пока не сдохнешь.
