Марк, похоже, тоже это почувствовал. Он молча допил чай, аккуратно поставил чашку на блюдце, разгладил складки на одежде — словно возвращал себе собранность — и, чуть приподняв брови в знак вежливого прощания, встал.
— Ну… спасибо за вечер, — сказал он искренне, с лёгкой заминкой. В его голосе звучала благодарность, растерянность и что-то ещё… тёплое.
Мы с Курай переглянулись и одновременно кивнули, как будто давали ему разрешение: «Да, можешь идти. Ты был хорош».
Он направился к двери, уже взявшись за ручку, когда Курай вдруг с невинной и хищной улыбкой напомнила:
— Когда нам понадобится слуга — мы тебя позовём.
Марк замер. Просто… замер. Его рука всё ещё лежала на ручке, но плечи слегка дрогнули — я едва не рассмеялась от предвкушения. Он обернулся. В его глазах уже не было стеснительности — только лёгкая игра, лёгкое подыгрывание, с тем самым оттенком, который отличает умного, внимательного мальчика.
— Как прикажете, моя госпожа, — произнёс он с достоинством и, склонив голову в преувеличенном поклоне, послал нам воздушный поцелуй.
Мы рассмеялись одновременно, и мне даже пришлось ухватиться за край двери, чтобы не упасть на пол. Курай вся сияла от смеха, а я чуть не расплакалась от восхищения.
Он скрылся в своей квартире, а мы, всё ещё хихикая, закрыли за собой дверь и вернулись на кухню, где на столе стояли остывшие чашки с фруктовым чаем.
В комнате снова воцарилась уютная и спокойная тишина — после всех событий, после игры, после откровений.
Мы сели за стол, и Курай, взяв чашку в руки, тихо сказала:
— Этот день точно запомнится… если не навсегда.
Я посмотрела на неё, а потом машинально взглянула на часы. Двадцать три тридцать. По сути, ещё детское время. Время, когда обычные люди только планируют фильмы, звонки, поцелуи. А у нас уже будто вся жизнь пронеслась.
Я взяла чашку, сделала неторопливый глоток и, склонив голову, спросила:
— А ты… хочешь продолжения?
Она посмотрела на меня и покачала головой.
— Хватит. Надо просто… отдохнуть. От всего, что сегодня было.
Я кивнула.
— Согласна, сестричка. От всего, что было… и за сегодня, и вообще за всю неделю.
Мы ещё немного посидели, без тем, без целей. Просто болтали, делились мелочами — вспомнили, как Курай уронила коробку с хлопьями, как я потеряла серёжку на прогулке, как Нэти вечно забывает, где её зарядка. Было уютно. По-домашнему.
В половине одиннадцатого мы встали, синхронно зевнули и не спеша пошли в свою комнату. Там, почти молча, мы застелили кровать — разгладили простыню, поправили подушки, убрали телефоны и ночнушки.
И наконец легли. Вместе. Как всегда.
Наши тела сразу же потянулись друг к другу. Без намёков. Без игры. Просто привычка. Привычка быть рядом. Тепло кожи. Ритм дыхания. Шепчущиеся сердца.
Я прижалась к ней щекой, чувствуя, как она перебирает мои волосы, пропуская пряди между пальцами. Я делала то же самое, проводя ладонью по её затылку, по плечу, по лопатке.
Ночь окутывала нас мягким покрывалом тишины. Где-то в другой комнате капал кран. За окном шелестело дерево. А внутри… было спокойно.
Мы не знали, что принесёт новый день. Он мог быть любым. В нём могла быть Нэти, мог быть кастинг, могли быть новые эксперименты, новые чувства, новые вызовы. Или просто кофе, дождь и фильмы.
Но мы были готовы. Ко всему. Ну… почти ко всему.
