Курай.
В комнате всё ещё витал аромат страсти. Воздух был влажным и густым, в нём смешались запахи кожи, пота и нашей юной чувственности. Мягкий свет лампы золотил силуэты, отражаясь на влажной коже и пятнах на мебели и полу.
Я лежала на диване, не пытаясь прикрыться. Зачем? После того, что произошло между нами, уже не было нужды в притворстве или скромности. Я чувствовала, как всё моё тело приятно гудит — не от возбуждения, а от долгожданного удовлетворения. Пульсации внизу живота наконец утихли, мои лепестки были влажными, но больше ничего не требовали. Только тишины, покоя и, возможно, долгого горячего душа.
Лисса сидела в кресле напротив, слегка наклонившись вперёд, а Марк всё ещё стоял на коленях у её ног. Она провела пальцами по его волосам, словно играя с любимой вещью, и тихо усмехнулась:
— Ну что, слуга. На сегодня твоя служба окончена.
Он поднял голову, его взгляд был усталым, но полным странного внутреннего сияния. Ему, как и мне, не нужны были слова — всё уже произошло. Но Лисса добавила, глядя на него с той характерной смесью дерзости и ласки:
— Ты справился неплохо. Даже удивил. Быть может, мы ещё возьмём тебя в услужение. Время от времени. Если захочешь, конечно.
Марк моргнул, словно не сразу поверил услышанному, затем проговорил с дрожью в голосе, которая была не от страха, а от искреннего трепета:
— Я… Я даже мечтать не смел о таком.
Лисса засмеялась — легко, по-настоящему, с тем серебристым переливом, от которого у меня всегда теплеет внутри. Я тоже не удержалась, тихо усмехнувшись. Мы переглянулись, и она ответила:
— Ну, если честно… Мы тоже.
В его искренности было столько свободы и принятия. Мы не обещали лишнего и не требовали ничего. Всё произошло так, как и должно было произойти — красиво и вовремя.
Лисса поднялась, и её грудь слегка качнулась. Соски всё ещё были напряжены, а на внутренней стороне бёдер блестели капельки, лениво стекавшие, оставляя влажные дорожки. Она смотрела на Марка с чуть лукавым прищуром.
— Но мы не можем оставить тебя здесь, — произнесла она. — Да и не нужно сейчас, правда?
Он кивнул — понимающе и с благодарностью.
— Но, — продолжила Лисса, — если хочешь, можешь вымыть нас. Каждую по отдельности.
Я лениво повернула голову, всё ещё лёжа на спине, словно не была участницей этого разговора. Уголки моих губ приподнялись в улыбке. Идея принять душ звучала прекрасно, особенно если не вставать ради него самой.
Марк, казалось, не верил своему счастью. Он судорожно кивнул, стараясь не уставиться слишком откровенно на моё обнажённое тело. Хотя после всего этого это выглядело почти забавно. Он слегка потёр затылок и обратился к Лиссе:
— Может быть, для начала уберёмся? Ну… здесь… — он кивнул на пол, где белёсая лужица поблёскивала в мягком свете, и на мебель, на которой остались и его следы, и наши. — Здесь… э… как бы, ну… всё.
Лисса прыснула от смеха и легко хлопнула его по щеке:
— Какой заботливый! Ну хорошо. Только ты убираешь, а мы… наблюдаем.
Марк вздохнул, и я видела, как он не знает, смеяться ему или покорно кивнуть. В итоге он просто встал и отправился за тряпкой и салфетками.
А я… Я осталась на диване лежать, чувствуя, как лениво и приятно отзывается в теле всё, что сегодня происходило. Каждая мышца будто дышала, каждая часть тела говорила: «Спасибо».
Мои половые губки больше не пульсировали, не просили ласки. Они были распарены, влажны, но умиротворёнными. Я ощущала их, как ощущаешь своё тело после бани — открытым, тяжёлым и невероятно удовлетворённым. А рот… Рот всё ещё помнил вкус и объём той плотной игрушки, которую я принимала в себя с неожиданным для самой себя удовольствием. Он был солоноватый, тёплый, плотный… и ничуть не противный. Скорее… захватывающе интимный. Живой.
Я не жалела ни о чём. Ни о поцелуях, ни о влажных языках, ни о нашем с Лиссой почти хищном единении, ни о том, что впустили в наш мир Марка. Всё было правильно. Вовремя.
Я закрыла глаза и позволила себе растаять в этом ощущении — той самой лёгкой, ленивой послесладости, в которой не хочется ни мыслей, ни слов. Только тёплой воды. Рук, которые коснутся тебя нежно. И, быть может, взгляда сестры, такой же довольной, как и ты.
Да. Этот день определённо удался.
Марк действительно старался. Пока я, лёжа на диване и подперев голову рукой, лениво проводила пальцами по внутренней стороне бедра, а Лисса грациозно устроилась в кресле, изящно закинув ногу на ногу, он двигался по комнате с решимостью и смущением одновременно.
На нём, как и на нас, не было ни клочка одежды. Это придавало сцене какую-то нереальную откровенность, словно мы все трое жили в особом, оторванном от реальности мире, где не было ни стыда, ни необходимости притворяться, что происходящее — нечто невероятное. Просто были тела — молодые, живые, настоящие.
Он наклонялся, собирая салфетки с влажными следами, вытирая блестящие пятна с деревянного пола. Его тело было ещё юным — кожа гладкая, с лёгким румянцем, особенно на щеках и шее. Но уже в нём ощущалась мужская сила: напряжённые плечи, чёткие контуры спины, мощные икры, плотно сжатые при каждом шаге, и округлые ягодицы, покрытые мягким, едва заметным пушком. Даже между ног — там, где ещё недавно я ощущала вкус и пульсацию, — тёмные волоски образовывали аккуратный кустик, из которого рос его «цветок». Это было немного странно. Немного забавно. Но совсем не отталкивающе. Скорее наоборот — всё это добавляло ему реальности. Неприглаженной, настоящей.
Он аккуратно сложил тряпку, вымыл руки, затем взял пустой графин и, не дожидаясь команды, ушёл на кухню. Через несколько минут он вернулся с двумя высокими стаканами, в которых лениво позвякивали кубики льда между дольками апельсина и тонкими листьями мяты. Он подал один мне, другой — Лиссе и, не говоря ни слова, снова занялся уборкой. Мы с сестрой только переглянулись и одновременно хмыкнули. Хорошо воспитан.
Его одежда теперь лежала аккуратно сложенной у дивана: футболка, шорты, бельё — рядом с моей юбкой, чуть поодаль — топ и кружевные трусики Лиссы. Свежие трусики, которые он принёс ещё до того, как всё началось, всё ещё лежали нетронутыми на столе. Конечно, мы могли бы попросить его отнести грязное бельё в стирку, но... На сегодня с него хватит. По крайней мере, команд.
Он закончил уборку, поставил ведро в угол, бросил последний взгляд на порядок вокруг и, обернувшись, замер в нерешительности между мной и Лиссой. Стоя в полной наготе, уже в чистой комнате, он будто замер не зная что делать дальше, голый, слегка растрёпанный и по-своему милый. Его взгляд метался, словно он ждал дальнейших указаний, но не знал, кто из нас будет следующим.
Я потянулась к нему, вытянув руки, и с ленивой улыбкой сказала:
— Иди ко мне. Помоги мне встать.
Он тут же подошёл, протянул руку, и я, всё ещё улыбаясь, оперлась на него. Когда я встала, мои пальцы почти автоматически потянулись к лежащим рядом свежим трусикам. Подняв их, я прижала их к бедру, а затем, не отпуская Марка, другой рукой обхватила его член — как поводок. Он вздрогнул, но не отстранился. Я даже не смотрела на него, просто направилась в сторону ванной, ведя его за собой, словно послушного питомца.
Позади раздался смех Лиссы:
— Ты там это! Племянников мне не сделай!
Я обернулась через плечо и рассмеялась в ответ:
— Да ну тебя, вредина!
Марк вспыхнул. Его уши моментально порозовели, и даже шея пошла пятнами. Но куда забавнее — его игрушка вновь откликнулась. На мою ладонь легла нарастающая тяжесть, пульсация. Он сам, кажется, этого не ожидал, и оттого стало ещё смешнее.
— Ну вот, — подхватила Лисса, всё ещё посмеиваясь. — Даже слова у тебя возбуждают, Курай.
— Я вообще волшебница, — бросила я лукаво, не оборачиваясь, всё так же ведя Марка за собой.
Мы вошли в ванную. Я отпустила его, повернулась, включила воду. Поток сначала был холодным, и от него по коже пробежала дрожь. Я взглянула на Марка — он стоял, слегка склонив голову, будто ожидая следующей команды.
Я усмехнулась, шагнув под поток:
— Душ, только душ! — сказала я, ткнув пальцем в воздух перед собой.
Как только я вошла в душевую кабину и закрыла за собой дверь, меня сразу же окутало приятное тепло и расслабленность. Горячие струи воды ударили по коже, вызвав тихий стон наслаждения. Мне казалось, что все напряжение и усталость этого дня мгновенно растворяются в этом тёплом ласковом потоке, утекают куда-то вниз, оставляя лишь приятную томную лень и чувство лёгкости.
Я лениво взяла с полки мягкую пушистую мочалку и протянула её Марку, повернувшись к нему спиной. Мои слова слетели с губ вкрадчиво и мягко, словно сонная просьба:
— Пока просто мочалкой, без пены. Я хочу немного погреться под водой.
Марк кивнул и подошёл ближе, робко прикасаясь мочалкой к моим плечам. Я чуть прогнулась, упираясь ладонями в стенки кабины, полностью доверяя ему и позволяя себе насладиться моментом, стоя под горячими струями, которые стекали по моей шее, груди, животу, разбиваясь о мои соски и стекая вниз, словно маленькие реки.
Его прикосновения были осторожными и нежными — он явно боялся сделать что-то не так, поэтому старался быть максимально деликатным. Я улыбалась, прикрыв глаза, пока он аккуратно водил мочалкой по моим плечам и лопаткам, легко и аккуратно. Сначала это было лишь лёгкое прикосновение, но постепенно Марк стал чуть увереннее, позволяя себе скользить мочалкой всё ниже, вдоль позвоночника, мягко касаясь поясницы и попки, отчего моё тело иногда инстинктивно вздрагивало и покачивалось в ответ.