Марк иногда поднимал руку выше, аккуратно проводя по моим рукам, ладоням, иногда чуть касаясь рёбер и талии, словно изучая моё тело, осторожно и с каким-то особым почтением. Особенно остро я чувствовала, когда он задевал полукружия моих грудей, отчего грудь вновь становилась чуть чувствительней, заставляя дыхание слегка учащаться, а сердце — биться быстрее.
Но самое забавное и даже приятное было совсем не в мочалке. Я отчётливо ощущала, как его давно вставший член, напряжённый и явно всё ещё возбуждённый после пережитого, иногда ненароком касался меня — задевал бёдра, мягко и невольно скользил кончиком по лону, едва задевая мои нежные губки. Я ощущала его горячим, упругим и живым, и от этих мимолетных касаний по телу иногда пробегала лёгкая, почти озорная волна мурашек. Но это было не намеренное действие — скорее следствие момента, которое вызывало у меня улыбку и тихое внутреннее понимание, без осуждения или упрёка.
Я не винила его за это. В чём-то я даже прекрасно его понимала. То, что мы с сестрой успели натворить за эту неделю, было достаточно безумным и неожиданным даже для нас самих, и кто знает, что ещё нас ждёт впереди. Конечно, разум временами возвращался к нам, не позволяя творить совершенно уж непотребные вещи, но иногда это случалось слишком поздно. И если говорить о сегодняшнем дне, то всё происходило осознанно, кроме разве что момента у двери, когда я уже просто не могла терпеть, когда пульсирующее чувство внизу живота буквально рвалось наружу, требуя освобождения, прикосновений, освобождения и ласк.
Но сейчас, когда я стояла под тёплыми струями воды, когда рядом был Марк, тихий и послушный, когда его руки и мочалка бережно и деликатно касались меня, а его твёрдый отголосок страсти иногда случайно скользил по моей коже — всё это казалось удивительно простым, правильным и естественным. Сейчас, после всей этой безумной, запретной и страстной игры, между нами царила простота и взаимопонимание, не требовавшие слов.
Я чуть повернула голову, посмотрела на него через плечо и улыбнулась, прошептав негромко и мягко, с лёгким озорством в голосе:
— Можешь сильнее, Марк. Мне приятно…
Он робко улыбнулся в ответ и чуть более уверенно провёл мочалкой по моей пояснице, спускаясь ниже и нежно поглаживая бёдра. Затем он вернулся наверх, скользнув ладонью по моей талии и осторожно касаясь груди.
Я тихо вздохнула, расслабляясь под его прикосновениями и горячей водой, и позволила себе снова закрыть глаза, доверившись ему, этой ситуации и этому вечеру.
Сегодня произошло много нового, запретного и смелого. Но сейчас всё это казалось естественным и правильным. Просто частью нашей общей истории — неожиданной, красивой и волнующей.
Я просто стояла, позволяя воде и рукам Марка снять остатки усталости, напряжения и смущения. Я наслаждалась покоем, теплом и простым, чистым удовольствием от этого момента.
Марк уверенно водил мочалкой по моим бёдрам, словно пребывая в состоянии медитативного забытья. Его движения были осторожными, но уже не стеснительными. Его рука легко скользнула по внутренней стороне бедра, и, к моему удивлению, я почувствовала, как мочалка мягко коснулась моего лона.
Он не остановился — продолжал проводить ею по раскрытым, чувствительным губкам, словно не придавая этому особого значения. Однако я почувствовала, что он сделал это намеренно. Не грубо, не дерзко, но намеренно. Это заставило мою грудь подняться чуть выше в глубоком вдохе.
Марк, будто почувствовав это, сразу вернулся к моим плечам, а затем к рукам, водя мочалкой с новой мягкостью. Я стояла, упираясь ладонями в стеклянную стенку душевой кабинки, позволяя себе не думать. Только ощущать.
И вот он начал подниматься. Я ощутила, как его грудь слегка прижалась к моей спине, а горячее дыхание скользнуло по шее. Но самое главное — я снова почувствовала, как его твёрдый, набухший член упирается прямо в мой разгорячённый, влажный вход. Даже не в саму глубину — нет. А прямо в центр моего лона, словно стремясь проникнуть туда. Я вздохнула. Глубоко, медленно, закрыв глаза. Так продолжаться больше не могло. Не потому что это было слишком. А потому что я знала — настал момент, когда нужно взять ситуацию под свой контроль.
Я повернулась к нему лицом, мягко и решительно. Мои соски были напряжены, вода стекала по ним, по животу, оставляя на коже блестящие капли. Я сделала несколько шагов назад и встала под душ, отрегулировав струю так, чтобы она била мне в плечи и спину, оставляя перед собой свободное пространство.
— Стой смирно, Марк, — тихо сказала я, глядя ему в глаза с лёгкой иронией. — Иначе шутливое предложение Лиссы может стать реальностью.
Он сглотнул, вытянувшись по стойке «смирно», и это вызвало у меня мягкую улыбку.
— К тому же, — продолжила я, присаживаясь на корточки, — ты всё равно заслужил награду. От меня.
Я взяла его член в руку — спокойно, без спешки, с нежной, изучающей уверенностью. Его ствол был горячим, твёрдым и приятно пульсировал в моей ладони. Я провела по нему пальцами, начиная от основания и вверх, к головке, затем снова вниз, слегка сжимая. Он вздрогнул. Молча, сдержанно. Я видела, как напряглись его мышцы, как на щеках выступили вены.
Но в моих движениях не было ни прежней жадной страсти, ни той голодной, неудержимой потребности, что была во время игры с Лиссой. Нет. Сейчас во мне было что-то другое: любопытство. Исследовательский азарт. Спокойная уверенность женщины, которая держит в руках живую игрушку — красивую, отзывчивую, преданную. Не потому что просит, не потому что манипулирует. А потому что захотела. И просто взяла.
Я повернула его член чуть в сторону, посмотрела на головку, провела по ней ногтем, затем большим пальцем обвела край, наблюдая, как он едва сдерживает стон. Кончиком пальца собрала капельку прозрачной жидкости на вершине и медленно провела ею вниз по стволу, по вене. Моя рука двигалась с ровным, уверенным ритмом — не для того, чтобы довести его до предела, нет. Пока — просто чтобы почувствовать.
Я посмотрела на его лицо. Оно было напряжённым, но не мучительным. Он ждал. Слушался. Доверял.
Я слегка наклонилась, прикоснулась губами к его плотной поверхности, не размыкая губ. Это было просто касание.
Его живот вздрогнул, и я тихо усмехнулась, не отводя взгляда от его глаз. Он был полностью в моей власти, и именно это ощущение — не страсть, а мягкое, уверенное обладание — доставляло мне истинное удовольствие.
Это была моя награда ему. Но, по сути, она была и наградой самой себе. За вечер. За жизнь. За контроль. За то, что мы можем так много... И при этом не теряем себя.
Вода всё ещё текла, обдавая мою спину и плечи горячими струями. Марк стоял передо мной, затаив дыхание. А я сидела перед ним на корточках, сжимая его живую, пульсирующую плоть в своей руке, и чувствовала — не торопясь, не требуя, не обещая. Просто чувствовала.
Я подняла голову и посмотрела на Марка снизу вверх. Его глаза были полны напряжённого ожидания и... доверия. Он стоял почти неподвижно, будто боялся дышать. Вода всё так же стекала по моей спине, горячими струями обнимая плечи, затылок, струилась по лопаткам и ягодицам. Моя ладонь всё ещё обнимала его горячую, пульсирующую игрушку — уверенно, мягко, с любопытством. Мне нравилось это ощущение — плотности, жизни, податливости. То, как она отзывается на малейшее движение пальцев.
Я лукаво улыбнулась, облизнула губы — нарочно, медленно — и тихо сказала:
— Марк... Ты знаешь, тело мужчины для меня так же малоизвестно, как и тебе — тело женщины.
Он удивлённо моргнул.
— Помнишь, как мы с Лиссой подсказывали тебе, что и как делать? — продолжила я, чуть сжав его в руке и чувствуя, как он дёрнулся. — Что нам приятно, куда нажимать, как ласкать...
Я сделала паузу. И вдруг внутри что-то кольнуло — воспоминание. Я-то... не подсказывала. Ни слова. Просто делала. Просто игралась, чувствовала, угадывала. Инстинктивно. И сейчас, вдруг осознав это, я смутилась и опустила взгляд. Но говорить об этом не стала. Это ведь не мешает мне учиться дальше.
— Я хочу, чтобы ты тоже подсказал, — я вновь посмотрела на него. — Что тебе приятно. Что нравилось, когда ты... ну, знаешь...
Марк, застигнутый этим вопросом, покраснел как помидор. Но всё же не отвёл взгляда. Он сглотнул.
— Ты хочешь, чтобы я... рассказал?
Я кивнула, не отрываясь от его игрушки, продолжая нежно поглаживать её по всей длине — от основания и вверх, к чувствительной головке, где задерживалась чуть дольше, делая движения мягкими, обволакивающими.
— Да. Просто скажи. Я же стараюсь для тебя.
Он вздохнул, опустил глаза и начал говорить — сначала тихо, затем более уверенно:
— Мне всегда нравилось… ну, когда я… сам… Сначала я гладил себя по стволу, не сильно сжимая. Просто ладонью, медленно. Чаще всего снизу вверх. Потом задерживался у головки. Там… особенно чувствительно. Лёгкие круги пальцем… это было…
Он замолчал, и я, не дожидаясь продолжения, послушно повторила движение: провела пальцем по влажной головке, затем слегка надавила на самую чувствительную часть, туда, где тонкая кожица словно трепетала от прикосновений.
Он вздрогнул, тихо выдохнул. Я улыбнулась:
— Так?
— Да… да, именно… — ответил он смущённо.
— Дальше?
— Иногда я сжимал сильнее… особенно ближе к концу. И двигался быстро… но не всегда. Это зависело от настроения. А ещё… когда ты брала меня в рот… — он остановился, будто раздумывая, стоит ли продолжать.
