— Отряд готов, — доложил Торн. — Машина заправлена, цепи погружены. Тарвин засел в К-19, усилил охрану — головорезы и сервиторы. Лекс передал, что там замечены машины — не наши, слишком точные, с аугметикой, какой у нас нет. Похоже, Вектис уже знает, что ты идёшь.
— Её время истекает, и она почувствует это на своей шкуре. — Она схватила “Поцелуй боли”, его звенья загудели, словно живые, предвкушающие жатву, и пристегнула его к своему поясу, движения были пропитаны яростью, что сейчас кипела в её венах. — Кайра, проверь вокс-каналы, найди их частоты. Дагон, используем оружие на полную мощь, никаких полумер. Сив, дрогнешь — и я скормлю тебя сервиторам сама, кусок за куском. Выдвигаемся.
Отряд кивнул, их тени дрогнули в свете факелов, и они вышли во двор, где машина ждала — угловатая громада, усеянная шипами, что торчали из корпуса, как кости пробитого чудовища, её двигатель ревел, выбрасывая клубы чёрного дыма в отравленный воздух, что висел над базой. Клэймора заняла место у борта, её взгляд пробивал мрак, пока Торн садился за рычаги, его руки сжимали их с силой, способной сломать кости. Машина рванулась вперёд, её корпус сотрясался, пробивая туннели среднего улья, шипы высекали искры из стен, что гасли в ядовитом тумане, как последние вздохи этого мира.
Путь к К-19 был долгим, туннели среднего улья извивались, как кишки гигантского зверя. Воздух становился гуще, пропитанный запахом горелого масла и тлена, он лип к горлу, как слизь, оставляя горький привкус на языке. Клэймора смотрела в щели корпуса, где мелькали тени улья — сервиторы, ковыляющие с грузами, чьи аугметические конечности скрипели под тяжестью; крысы, что сновали в грязи, их глаза блестели, как осколки стекла; и редкие фигуры жителей среднего улья, чьи лица были скрыты под масками, пропитанными ядом воздуха. Она сжимала рукоять “Поцелуя боли”, её пальцы дрожали от предвкушения, но хватка оставалась железной. Тарвин был где-то впереди, и его страх уже витал в воздухе, она чуяла его, как хищник чует добычу.
Склад К-19 вырисовывался в глубине сектора, его стены из треснувшего железа были покрыты слоями ржавчины и сажи. Узкие тропы вокруг кишели движением — головорезы Тарвина, облачённые в лохмотья и обрезки брони, сжимали автоганы, ржавые тесаки и обрезанные трубы, их лица прятались под масками, пропитанными запахом токсичных испарений, глаза блестели сквозь прорези, как у зверей, загнанных в угол. Над ними высились сервиторы — неуклюжие, но странно точные, их аугметические конечности блестели свежими швами, а глаза-линзы мигали красным, словно следили за каждым шагом чужаков. Их движения были слишком плавными для машин подулья, их металл слишком чистым — знак того, что кто-то вложил в них свои ресурсы, готовясь к войне. Клэймора выпрыгнула из машины, её сапоги врезались в слой мусора и обломков, звук эхом отозвался в пустоте. Торн и отряд последовали за ней, их оружие ожило в руках, готовое к жатве, их тени сливались с дымом, что поднимался от выхлопов машины.
— Кайра, Дагон — оцепить периметр, не дайте никому уйти — сурово бросила она. — Сив, займи позицию у машины, прикрывай нас. Торн, найдём Тарвина. — Она шагнула вперёд, первый головорез бросился на неё с ржавым тесаком, его крик был яростным, но она уклонилась, её нога врезалась в его пах, ботинок впился в его лохмотья, и он рухнул, захлёбываясь собственной рвотой. Второй выстрелил из автогана, пули просвистели мимо, вгрызаясь в стену склада, оставляя дымящиеся дыры, но Клэймора рванулась к нему, цепной клинок взревел, вспарывая его от паха до груди, внутренности вывалились на пол, горячие и скользкие, кровь хлынула на её броню, стекая по шипам, как багровый водопад, её дыхание стало глубже, пропитанное запахом смерти.
Бой был яростным и быстрым. Кайра выжгла сервитора лазганом, луч пробил его грудь, оставив дымящуюся дыру, где шестерни ещё крутились, их скрежет смешался с треском пламени; Дагон размозжил еще двоих дубиной, их черепа лопнули, как перезрелые плоды, заливая пол осколками костей и серым месивом мозгов; Сив дрожал, но держался, его выстрелы были неловкими, но точными, оставляя врагов корчиться в грязи. Торн шёл впереди, закрывая собой Клэймору от выстрелов, его цепь взлетела, обвивая шею одного из охранников, рывок — и голова покатилась по полу, оставляя за собой алый след, глаза всё ещё моргали в ужасе, пока жизнь покидала их. Сервиторы пытались контратаковать, их клешни клацали, но Клэймора разрезала одного за другим “Поцелуем боли”, цепи вгрызлись в его корпус, вырывая провода и куски металла, что падали на пол, дымясь и искря. Путь к внутренним помещениям склада был открыт, и она шагнула внутрь.
Зал внутри К-19 был огромным, его потолок терялся в тенях, откуда свисали ржавые цепи и обрывки проводов. Стены были покрыты ржавчиной и трещинами, пол дрожал от гула скрытых механизмов, которые излучали тепло. Тарвин ждал её в центре — низкий, жирный, с кожей, покрытой масляными пятнами и коростой грязи. Его глаза, маленькие и жёлтые, как у ядовитой твари, метались от страха, но губы кривились в насмешке, обнажая гнилые зубы. За ним стояли еще двое телохранителей — громилы в тяжёлой броне, сжимавшие цепные топоры, их шлемы с узкими прорезями выпускали пар дыхания, как дым.
— Клэймора, — прохрипел Тарвин, голос скользкий, как жир, стекающий по его тройному подбородку. — Меня предупреждали, что ты сунешься сюда, как крыса за объедками. Но ты опоздала. То, что ты ищешь уже не здесь, и ты ничего не найдёшь, кроме своей могилы.
Она шагнула ближе, её тень легла на пол, как покров, предвещающий конец, длинная и чёрная, как саван, что накроет его судьбу. — Ты лжёшь, — сказала она, голос низкий, полный мрака, как шёпот в глубинах варпа, острый, как лезвие, вонзающееся в плоть. — Я чую твой страх, Тарвин. Он воняет сильнее твоей туши, сильнее гнили, что течёт в твоих венах. Где “Око”?
— Убейте их, — бросил он телохранителям. Двое рванулись вперёд, цепные топоры загудели, их зубья вращались с диким визгом разрезая воздух вокруг. Клэймора была быстрее — она уклонилась от первого удара, “Поцелуй боли” взревел в ответ, вгрызаясь в бедро нападавшего, цепи разорвали мышцы и кость, плоть разлетелась клочьями, и он рухнул, крича, пока кровь хлестала из обрубка, заливая пол багровым потоком. Второй замахнулся, топор врезался в наплечник Торна, высекая искры, что осыпались на землю, как звёзды, падающие в бездну, но он схватила его руку, вывернул, шипы перчатки вонзились в локоть, и сустав лопнул с влажным треском, как гнилая ветка под ударом. Торн закончил дело — его цепь обвивая шею второго, рванула, и тело рухнуло, едва покачиваясь как маятник.
Тарвин попытался бежать, его жирное тело качнулось, ноги запутались в рваных лохмотьях, что служили ему одеждой, но Клэймора поймала его за воротник, рванула назад с силой, и он рухнул, задыхаясь, жир дрожал, как студень, его хрипы были влажными, пропитанными ужасом. — Ты никуда не уйдёшь, — прошипела она, её лицо оказалось в дюймах от его, дыхание обожгло его щеку, её глаза пылали. — Торн, неси мои инструменты.
Торн кивнул, его шаги прогремели по залу, и он вернулся с ящиком — ржавым, покрытым коркой старой крови и сажи, что осыпалась под его пальцами. Внутри лежали щипцы — длинные, с зазубренными концами, их металл был закалён и покрыт пятнами от прежних “допросов”, рукояти были обмотаны кожей, пропитанной потом и кровью. Клэймора разожгла горелку, её синее пламя зашипело, лизнув щипцы, пока они не засветились багровым жаром, запах горелого металла смешался с вонью страха, что исходила от Тарвина. Он задёргался, его жирные руки скребли по полу, пытаясь уползти оставляя борозды в грязи, но Клэймора наступила на его лодыжку, придавив её к ржавым плитам, и кость хрустнула под её весом, вырвав из него сдавленный вопль, что эхом отозвался от стен, как плач загнанного зверя.
— Где “Око”? — рявкнула она, голос пробил его хрипы, как клинок через плоть, острый и беспощадный. Она взяла крепче щипцы, их жар обжёг её перчатки, но она не дрогнула, её хватка была железной, пропитанной яростью, что кипела в её венах. — Говори, или я начну с твоих яиц, жирный слизень.
— Я… я не знаю… — прохрипел он, слюна текла по его подбородку, глаза закатились от ужаса, жир дрожал, как волны в токсичном море. — Оно было здесь… Вектис забрала его… Умоляю, отпусти…
Она сорвала с него штаны, обнажая его жирные бёдра и сморщенные гениталии, покрытые коркой грязи и пота, что блестели в тусклом свете. Щипцы сомкнулись вокруг его мошонки, раскалённый металл зашипел, вгрызаясь в кожу, жир зашкварчал, как мясо на огне, и Тарвин взвыл, его высокий крик эхом отразился от стен. Кровь и дым смешались в воздухе, запах горелой плоти заполнил зал, едкий и густой, но она не остановилась — сжала сильнее, жар прожёг кожу, мошонка начала лопаться, и багровая жижа хлынула на пол, смешиваясь с грязью, оставляя дымящиеся пятна. Его тело забилось в конвульсиях, жир на нем дрожал, как студень. Его хрипы перешли в визг, пока она прижигала его яйца, её грудь учащенно вздымалась от мрачного восторга, а глаза пылали, полные садистской радости.
— Кому отдала тот груз Вектис? — потребовала она, наклоняясь ближе, её голос дрожал от предвкушения, пальцы сжимали щипцы, как когти хищника, готового рвать добычу. — Имена, Тарвин. Дай их мне.
— Шпили… кто-то из верхних… — выдавил он, слёзы текли по его лицу, смешиваясь с кровью и потом, его глаза закатились, но страх вырвал из него слова. — Умоляю, хватит…
— Хватит? Я только начала, жирный червь. — Она отбросила в сторону щипцы, захватив остатки его обожжённых гениталий ладонью перчатки, и сжала снова, чувствуя как кожа мошонки трескается и рвется. Тарвин закричал, его вопль снова перешел в визг, пока кровь и жир сочились по её пальцам, стекая и капая на пол. Она вытянула его яйца наружу из порванной мошонки, сдавливая и скручивая их. Его тело дергалось в агонии, но она не позволяла ему терять сознание, периодически ослабляя хватку.
