Susan Karlson, «A Cellar Full of Screams», 2004
Перевод Intr, 2025
Сьюзен Карлсон
Подвал, наполненный криками
Глава вторая
На следующий день на работе, Ева посматривала на других девушек в офисе, то ей часто приходилось бежать в дамскую комнату, чтобы помастурбировать и сбросить напряжение. Ведь каждой девушке, на которую она смотрела, Ева в ее воображении пронзала крючками груди. Сначала она сильно вжимала острые кончики в околососковые розовые кружки, проминала нежную кожу, а затем вонзала дальше вовнутрь плоти груди, выпуская наружу восхитительные маленькие капельки крови.
Когда в течение дня одна из самых ее большегрудых сотрудниц подошла к ней и наклонилась над столом Евы, чтобы расспросить о некоторых деталях модной фотографии, то глядя на глубокий вырез ее блузки всего в нескольких дюймах от ее лица, Ева почти наяву слышала крики молодой женщины, пока она, в своем воображении, накидывала на ее роскошный бюст петли из колючей проволоки и затягивала их. Как эта проволка обвивала ее кожаные холмы и медленно погружалась в плоть, создавая кровавые канавки. И она затягивала ее все сильней и сильней, постепенно заставляя каждую сиську принять форму раздутого шара размером с футбольный мяч. А потом бы она приласкала эти шары утыканной гвоздями ракеткой...
Она едва могла дождаться конца дня, чтобы поехать в Хайгейт и тайную комнату греха.
Мердок тоже работал весь день в деловом центре города. Он не беспокоился о том, что Мария сбежит, или же что ее кто-то найдет, пока его нет дома. Горничной, которая убиралась у него, понадобился бы первоклассный взломщик, чтобы хотя бы спуститься по лестнице в подвал или войти в комнату, где хранилась его подборка порно. И, даже если бы кому-то и удалось проникнуть бы в сам подвал, то Мария находилась во второй скрытой и звукоизолированной секции, еще более труднодоступной, в так называемой игровой комнате, в которой молодые женщины встречали свою ужасную смерть. Много денег было потрачено в свое время на создание безопасного бункера-хранилища. Когда-то Мердок притворился ядерным выживальщиком и встроил в подвал дома автономные системы электроснабжения, добычи воды и кондиционирования. Теперь он мог бы даже расстрелять свои игрушки из пулемета, и любой другой, кто стоял бы в другой части дома, ничего бы не услышал.
Что касается Марии, то она довольно быстро выздоравливала. Она не особо поверила во все эти ужасные разговоры об ее предстоящем убийстве и почему-то была уверена, что ее отпустят. Конечно, следы от сигаретных ожогов и все еще побаливавшие ранки от проколов на грудях — это не то, чего она хотела бы (даже после того как ее схватили и неоднократно изнасиловали у нее еще сохранялись какие-то иллюзии). Но, в конце концов, рассуждала она , этот мужчина и эта жестокая блондинка были современными цивилизованными людьми, которые, конечно же, не совершат чего-то непоправимого…
Она размышляла о своей неделе плена. Возможно, ей следовало сопротивляться ему с самого начала, что бы он ни сказал, что он с ней сделает. Но боль была хуже, чем защита ее невинности… Наверняка любая женщина предпочла бы сдаться столкнувшись с ужасной болью от кнута, которым он стегал ее тело.
Было почти шесть часов вечера. Она включила телевизор, надеясь, что в новостях увидит сюжет о том, как полиция ищет пропавшую молодую итальянскую студентку. Она понимала, что вероятность этого ничтожно мала, но всё же надежда не покидала ее. Она понятия не имела, где она сама. Всё было как в тумане после того, как тот добрый джентльмен в Манчестере заговорил с ней в ресторане…
Наверху в это время Ева подавала своему пожилому любовнику неплохой ужин со стейком. Приготовлено было очень даже вкусно, но капельку не так как он привык. Вкусная готовка это было одной из немногих вещей, по которым он скучал в своей жене, крупнотелой рыжей молодухе, счастливо живущей в их большом поместье в Шотландии, без извращенных мыслей в голове, и знающей, но не обеспокоенной тем, что у ее мужа часто были молодые любовницы для его нужд… нужд, о которых она не знала, включая его садистские наклонности.
Ева знала о его семейном положении. Она на самом деле не желала постоянных отношений с этим пожилым мужчиной. Только его возможности потакать ее развращенной части заставляли ее оставаться с ним и отдаваться ему. Хотя при этом он был довольно хорошим любовником в постели. А еще его щедрость... Стоило упомянуть о симпатичном маленьком платье, которое она увидела в Harrods (торговый центр в Лондоне — прим. пер.), и он с радостью сразу же покупал его ей.
Пока они ели, она рассказала ему, какие жестокие садистские мысли крутились у нее в голове практически весь день.
— Дорогая Ева, ты становишься почти такой же порочной, как я, — рассмеялся Мердок. — Знаешь, я, должно быть, мысленно засунул раскаленную кочергу в киску каждой из своих сотрудниц моложе тридцати лет. Недавно ночью я ехал по Сохо (район Лондона — прим. пер.) и увидел там проститутку в короткой красной юбке. Я чуть не кончил в штаны, представляя, как ее упругая маленькая задница содрогается от того что ты Ева засовываешь большой раскаленный дилдо ей в задний проход.
Мысль о том, что этот богатый мужчина сидит на заднем сиденье своего Бентли и представляет ее рядом в своих фантазиях, заставила Еву улыбнуться.
— А вот раскаленное железо… Ты когда-нибудь играл с женщинами раскаленным железом? — спросила она.
Раньше, хотя он и упоминал о молодых женщинах, умирающих ради развлечения садистов, Мердок на самом деле не был слишком конкретным.
Он отпил немного вина, отодвигая пустую тарелку.
— На самом деле я испробовал такое на своей второй пойманной женщине, — кивнул он медленно. — Я убил ее, постепенно обжигая ее всю, клеймя ее раскаленным железом в течение примерно трех дней, пока она не превратилась в нечто ужасное. И прикончил ее, засунув горячую железку, глубоко ей во влагалище. Она, конечно, много кричала, и это было очень приятное чувство, когда я вонзал красный металл в нее и слышал, как ее кровь кипела и бурлила... И этот прекрасный запах жарящегося мяса... Но это удовольствие оно как бы сказать… Оно не такое контролируемое и не такое продолжительное, какое мне бы хотелось. Нож и иглы в этом плане гораздо медленнее и приятнее.
Ева от этих откровений почувствовала как ее захлестывает волна похоти внизу ее живота.
— Ох… Как это было бы великолепно, обжечь стенки ее влагалища. Ох, ну же... Я не могу дождаться, чтобы пойти и начать терзать Марию, — воскликнула она взбудоражено.
— Моя развратная шалунья, — улыбнулся Мердок, — так и быть, сегодня я дам тебе почувствовать то великолепное ощущение, которое получаешь, хлестая извивающуюся голую кричащую секс-рабыню!
— А-ах, у меня уже мокрые трусики! — ахнула Ева в порочном восторге.
Ее монастырское образование, которое, казалось бы, должно было обуздать ее темную сторону, оказалось не совсем эффективным. Иисус, конечно, не одобрил бы... Хотя, с возрастом, Ева начала подозревать, что это именно монастырь и все эти картины святых страданий, которые она там увидела, побудили ее к жестокости.
Им пришлось бороться с Марией, но поскольку на одну жертву было двое нападавших, результат был предсказуем. Совсем скоро Мария стояла в игровой комнате, с вытянутыми руками в наручниках над головой. Ноги ей оставили свободными, чтобы посмотреть на ее «танец».
Одета она была в сексуальное черное белье и с ее тонкой талией, длинными ногами и вздымающейся большой грудью она выглядела очень привлекательно. Рот ей не заткнули, несмотря на то, что ее нытье и протесты были немного скучными. Но совсем скоро она начнет издавать тот звук, который им хотелось услышать.
Ева попыталась было осмотреть заклеенные пластырем соски, но Мария уж слишком бурно вырывалась, поэтому Ева решила подождать... мысленно пообещав той снять пластыри очень болезненно.
Мердок начал первым. Он выбрал плеть многохвостку, которая выглядела свирепо, но на самом деле был одной из тех поделок, которые продаются в извращенных секс-шопах, и была чем-то типа: «…выпорите своего партнера, не разрывая его в клочья…»
Тем не менее, когда он начал работать плетью над спиной Марии от лопаток и дальше вниз до округлости ее молодых ягодиц, та сильно закричала и затанцевала в своих оковах, с поднятыми руками. Звук плети разрезающей воздух. Треск, когда она встречалась с девичьей плотью. Брыкающийся танец боли. Большие подпрыгивающие груди, еле удерживаемые черным кружевным бюстгальтером. Чуть прикрытые нейлоном трусиков трепещущие ягодицы, сильно сжимающиеся, когда по ним попадала плеть. В какой-то момент Мердок нанес несколько особенно жестоких ударов прямо между танцующих ног, чтобы попасть по ластовице Марии.
Все это заставило Еву начать интенсивно ласкать себя.
А затем Мердок внезапно стянул сексуальные трусики Марии до колен, обнажив ее голые ягодицы со здоровым розовым румянцем.
Смеясь, он передал хлыст Еве, отметив про себя, насколько мокрой была ее киска, пока она жадно трахала себя пальцами.
— Вот, дорогая. Можешь заняться ее телом спереди.
— Тогда я хочу, чтобы она сняла лифчик, — сказала Ева, и неожиданно и быстро подскочив к Марии, резко дернула ту за заднюю застежку бюстгалтера и стянула его, прежде чем Мария успела пнуть ее.
Груди вывалились наружу. Один из пластырей на сосках отвалился. Проколотая накануне ареола почти не показывала признаков плохого обращения, так небольшие красные отметины и припухлость.
