Входная дверь открылась с привычным щелчком проворота ключа в замке, и она почувствовала, как в горле пересохло от внезапного страха. Под халатом на бёдрах отчётливо проступали синеватые следы — отпечатки чужих пальцев, впившихся в кожу в том переполненном автобусе. Она машинально провела рукой по синякам, и низ живота рефлекторно дрогнул.
Её пальцы непроизвольно сжали край кухонного стола, оставляя на деревянной поверхности едва заметные следы от ногтей.
- Я дома! — раздался из прихожей его голос, такой родной, такой... обыденный.
Она замерла, будто застигнутая врасплох. Домашняя одежда: майка, шорты, тёплые тапочки, аккуратно собранные в хвост волосы — всё выглядело так, будто этот день ничем не отличался от сотен других. Но под тонкой тканью майки кожа всё ещё горела от чужих прикосновений, а между бёдер ныло, напоминая о том, что произошло всего несколько часов назад.
“Он не должен ничего заметить. Не должен. Не может…” — проносилось в её голове, пока она судорожно пыталась привести дыхание в норму.
- Ты где? — его шаги приближались, тяжёлые, уверенные, такие знакомые за годы совместной жизни.
Она резко вдохнула, задерживая воздух в лёгких, пока не закружилась голова. «Дыши. Просто дыши. Улыбнись. Скажи, что всё в порядке…»
- На кухне, — её голос прозвучал неестественно высоко, будто принадлежал совершенно другому человеку.
Он вошёл, улыбаясь своей обычной улыбкой, и потянулся к ней. Она автоматически отпрянула, словно его прикосновение могло обжечь. Его брови едва заметно приподнялись — всего на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы в груди сжалось что-то холодное.
- Что-то случилось? — он нахмурился, проводя ладонью по её щеке. Его пальцы были тёплыми, шершавыми от работы в цеху комбината. Такими родными.
Её взгляд задержался на его руках — таких знакомых, с маленьким шрамом на указательном пальце. Совсем не таких, как те, что вчера сжимали её бёдра. «Зачем эти сравнения?» — ужаснулась она сама себе, чувствуя, как как ниже пупка свело.
Она заставила себя не вздрагивать, не отворачиваться.
- Нет, просто устала. Автобус задержался, пришлось ждать... А там давка... — слова вылетали торопливо, путаясь между собой, как будто она пыталась сказать так, чтоб не заметна была нервозность.
Его пальцы скользнули к её шее, к тому самому месту, где несколько часов назад чужие губы оставляли влажные следы. Губы коснулись, и кожа вспыхнула, будто обожжённая — не от его поцелуя, а от этих навязчивых образов. Тело, вопреки разуму, откликнулось постыдным теплом, и она ненавидела себя за эту реакцию.
Она резко отвернулась, делая вид, что проверяет запеканку в духовке. Руки дрожали так сильно, что едва могли удержать прихватку.
- Ты какая-то нервная, — он присел за стол, наблюдая за ней с лёгким беспокойством. — Если это от опоздания или проблем, то всё наладится, Жанн, не надумывай.
Его взгляд скользнул по её фигуре, будто искал какую-то зацепку, которую она могла упустить. Он задержал взгляд на её руках, сжимающих край стола до побеления костяшек.
- Смотри, что купил! — внезапно он улыбнулся, доставая из пакета бутылку красного вина. — Как будто знал, что пригодится. Открываем?
- Да... да, конечно, — она постаралась улыбнуться в ответ, но губы не слушались, оставаясь напряжёнными, будто натянутая струна.
Пока он орудовал штопором, она достала бокалы, стараясь двигаться медленно, плавно, как во сне. Но когда она поднесла бокал к губам, пальцы мелко подрагивали, память услужливо опять напоминала, словно призывая ее к раскаянию, и рубиновое вино затрепетало в бокале. Он на мгновение замер, взгляд словно спрашивал о причине этой непонятной дрожи. Но её губы коснулись стекла, и он решил, что просто переутомилась.
Муж Жанны немного успокоился, но не совсем, трудные моменты есть у всех, он поставил бокал и спросил еще раз:
- Ты точно в порядке? — его голос стал тише, а взгляд — пристальным, изучающим, будто он впервые видел её.
Она закусила губу, чувствуя, как в голове звучат слова, которые никогда не сможет произнести вслух.
“Сколько раз ты еще спросишь? В порядке? Я не знаю, милый. Сегодня меня трахал незнакомец в автобусе, среди толпы, на глазах у всех. И мне это понравилось. А теперь я стою здесь, пью вино, которое ты купил, и не плачу, не кричу, не падаю на колени с мольбой о прощении…” — Жана усмехнулась этой мысленной тираде, но вслух ответила:
- Просто мигрень и неудачный день, — прошептала она, отводя глаза.
Он потянулся, чтобы обнять её, и она снова отстранилась — не так резко, нет, просто скривив лицо, будто от головной боли. Но когда его руки опустились, в глазах мелькнула тень обиды, и ей стало невыносимо стыдно.
- Извини, мне нужно... проверить запеканку, — она повернулась к плите, чувствуя, как под халатом выступает холодный пот.
Он откинулся на стуле, бокал в руке, и она знала, что он наблюдает за ней. Его молчание было тяжелее любых слов.
- Ладно. Но не держи в себе. Мы же всегда делились друг с другом, — его голос звучал мягко, но в нём была та самая нотка, которая всегда заставляла её раскрываться.
Она кивнула, не поворачиваясь, чувствуя, как ком в горле становится всё больше. “Всегда. Да. Но не в этот раз…”
Шум одежды, скрип стула — он встал. Она ожидала, что он уйдёт, даст ей время прийти в себя. Но вместо этого его рука легла ей на талию, а губы коснулись шеи — именно там, где несколько часов назад чужие зубы оставили едва заметный след.
- Я соскучился по тебе, — прошептал он, и его пальцы начали развязывать узел фартука.
Жанна стояла без движения, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле.
“Может быть... Может быть, если мы сейчас... это сотрёт всё остальное? Может, его нежность перекроет ту грубость, ту похоть, которую я до сих пор чувствую внутри?”
Когда его рука скользнула под майку, по спине пробежали мурашки — не от отвращения, а от того, как её тело, предав её, тут же откликнулось влажным теплом. Его ладони были тёплыми, но они морозили, словно это были ладони того “другого”. “Нет”, — протестовал разум, но бёдра уже сами подавались навстречу его ладони.
Его губы коснулись её шеи. Веки Жанны сомкнулись. И сразу — он. Размытый силуэт. Губы, почти касающиеся её уха: "Шлюха". Один только шёпот — и тело вздрогнуло, будто от удара током. Томно. Сладостно.
Его губы коснулись её шеи, по спине пробежали мурашки — не те приятные, знакомые, а леденящие, словно тысячи иголок впивались в кожу. Но странным образом это ледяное ощущение смешивалось с приятным теплом, поднимающимся от лобка — как будто её тело делилось на две части: одну, ненавидящую происходящее, и другую, жадно требующую повторения того унижения. "Он целует там же, где несколько часов назад касался чужой мужчина", — пронеслось в её голове, заставляя сердце бешено колотиться, будто пытаясь вырваться из грудной клетки.
Руки мужа скользили под майкой. Его ладони — тёплые, родные, с мозолями от работы в цеху — сейчас обжигали, как раскалённое железо. Соски набухли, становясь твёрдыми, почти болезненно чувствительными — но не от нынешних ласк, а от памяти о том, как чужие пальцы грубо сдавливали грудь через ткань платья, вызывая смесь боли и непристойного удовольствия.
- Не напрягайся. Это же я, — пробормотал он, целуя её плечо, и его горячее дыхание обожгло кожу.
Жанна сглотнула ком, застрявший в горле, чувствуя всё больше нарастающее возбуждение, от которого тонкая ткань трусиков уже промокла. «Это не от тебя, — хотела крикнуть она. — Это от мыслей о том, как он шёпотом называл меня шлюхой, и как от этих слов внутри всё сжималось в сладостном спазме. Боже, я больна. Я действительно больна...»
- Просто... усталость, — прошептала она, но голос звучал чужим, будто принадлежал не ей, а той женщине, что несколько часов назад стонала под чужим мужчиной.
Муж продолжал ласкать её. Его пальцы расстёгнули брюки, скользнули вниз — и она резко вдохнула, впиваясь ногтями в стойку кухонного гарнитура. Она стояла почти так же, как в автобусе, прижимаясь попой к его паху, только теперь это был её муж.
- Ты уже вся мокрая, — удивился он, и в его голосе прозвучало удовлетворение, гордость за то, что смог, как он считал, возбудить её так сильно.
Жанна закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях от мужа, а не на воспоминаниях. «Нет, это не от тебя. Это от него. От того, как он входил в меня, как заставлял кончать в толпе, как его сперма бежала вниз по бёдрам...»
Она сильнее зажмурилась, словно пытаясь убежать от этих образов в темноту, но и там преследовал его образ — смазанный, без лица, но с чётко очерченными губами, которые шептали гадости. Бёдра сами собой подавались вперёд, ища контакта, будто забыв, чьи именно пальцы касаются её сейчас.
- Может, прямо здесь? Как раньше... Когда мы не заморачивались местом, — он притянул её к себе, его возбуждение было видно даже через ткань брюк, твёрдое и настойчивое.
Её затрясло, будто в лихорадке. «Нет... давай... давай в спальню», — она боялась, что если они продолжат здесь, она не сможет быть той Жанной, которую он знал, что эмоции от пережитого выплеснутся наружу. Она едва успела выключить газ. Муж увёл её за руку с кухни.
В спальне он снимал с неё одежду медленно, как всегда, целуя каждое открывшееся место. Но когда его губы коснулись внутренней стороны бёдер, она чуть не закричала, словно там остались какие-то отметины, запах или что-то ещё, что выдаст её измену.
