На следующий день Саша не позвонил. И на следующий тоже. Анна Сергеевна сначала не придала этому значения — может, он просто занят или решил дать ей передышку. Но когда тишина затянулась на третий, а затем и на четвёртый день, её начало охватывать беспокойство. Она привыкла к его звонкам, к его сообщениям, к тому, что он всегда где-то рядом, даже если физически его не было. Теперь же его отсутствие ощущалось как пустота, которая с каждым днём становилась всё больше.
На уроках Саша вёл себя так, будто между ними ничего не происходило. Он спокойно отвечал на вопросы, выполнял задания, иногда даже шутил с одноклассниками. Но Анну Сергеевну он будто не замечал. Его взгляд скользил мимо, не задерживаясь на ней ни на секунду. Она ловила себя на том, что ждёт от него хоть какого-то знака, хоть малейшего намёка на то, что он помнит о их странной связи. Но ничего. Он был холоден и равнодушен, как будто она была для него просто ещё одной учительницей, ничем не выделяющейся из общей массы.
После уроков она оставалась в классе, надеясь, что он подойдёт, как это бывало раньше. Но Саша просто собирал свои вещи и уходил, не оглядываясь. Анна Сергеевна чувствовала, как внутри неё нарастает тревога. Она рылась не только в телефоне, но и в памяти, перебирая события последних дней. Может, она сделала что-то не так? Может, сказала что-то лишнее? Или, может, её поведение показалось ему недостаточно покорным? Она вспоминала каждую их встречу, каждое слово, каждый взгляд, пытаясь найти момент, когда всё пошло не так.
Она думала о том, как он смотрел на неё в тот вечер, когда они обсуждали инцидент с батарейкой. Тогда он казался таким заинтересованным, таким вовлечённым. А теперь? Теперь он будто вычеркнул её из своей жизни. Анна Сергеевна перебирала в голове все возможные причины его внезапного отстранения. Может, она недостаточно старалась? Может, он нашёл кого-то другого, кто готов выполнять его приказы без вопросов?
Анна Сергеевна чувствовала, как её охватывает тревога. Она привыкла к тому, что Саша контролирует её жизнь, диктует, что делать, как себя вести. Теперь же, оставшись одна, она не знала, что делать. Она пыталась убедить себя, что это к лучшему, что она должна радоваться тому, что он оставил её в покое. Но вместо облегчения она чувствовала только пустоту.
Она ложилась спать, но сон не шёл. Мысли крутились вокруг одного и того же: что она сделала не так? Почему он перестал обращать на неё внимание? И самое главное — что будет дальше? Анна Сергеевна не знала, что хуже: его контроль или эта тишина, которая давила на неё, как тяжёлый камень.
В отчаянии Анна Сергеевна коснулась пальцами влагалища, пытаясь вызвать хоть какие-то чувства, хоть каплю того возбуждения, которое раньше так легко приходило по его приказу. Сначала она осторожно провела пальцами по клитору, но даже это прикосновение, которое раньше вызывало мгновенную волну удовольствия, теперь казалось неприятным и раздражающим. Её большие половые губы, обычно чувствительные и отзывчивые, казались сухими и натянутыми, а малые, обычно мягкие и влажные, теперь были напряжёнными и почти онемевшими. Прикосновения вместо удовольствия доставляли лишь дискомфорт, словно её тело отвергало её саму. Анна Сергеевна не отдернула руку, а попыталась механически вызвать возбуждение, словно надеясь, что тело вспомнит то, что разум уже забыл. Однако, чем настойчивее были её движения, тем сильнее становилось ощущение пустоты и отчуждения.
Она даже попыталась ввести пальцы глубже, во влагалище, надеясь, что хотя бы там найдёт отклик. Но внутренние стенки, обычно такие отзывчивые, казались холодными и чужими, будто её тело замкнулось, отгородившись от неё. Её соски, которые раньше мгновенно реагировали на малейшее возбуждение, оставались вялыми и безжизненными, будто забыли, как отзываться на прикосновения. Анна Сергеевна провела по ним пальцами, пытаясь разбудить в них хоть что-то, но они лишь слегка напряглись, словно из вежливости, не желая доставлять ей лишнего разочарования.
Тогда она, сжав зубы, перенесла внимание на анус, осторожно касаясь его кончиками пальцев, а затем пытаясь проникнуть глубже. Но и это не принесло ничего, кроме неприятного напряжения и чувства стыда. Её тело, которое раньше так легко подчинялось, теперь словно бунтовало, отказываясь давать ей то, что она так отчаянно искала.
Всё, что раньше приносило Анне Сергеевне странное, почти болезненное удовольствие, теперь казалось чужим и бессмысленным. Она остановилась, чувствуя, как её дыхание сбивается, а в глазах темнеет. Рука дрожала, когда она убрала её, ощущая лишь пустоту и горечь. Её тело, её желания, её сама — всё это теперь казалось ей чужим, словно она потеряла связь с самой собой.
В отчаянии Анна Сергеевна зарыдала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы заглушить звуки своих рыданий. Слёзы текли по её щекам, горячие и горькие, смешиваясь с чувством стыда и отчаяния. Она сжала подушку в руках, словно пытаясь ухватиться за что-то реальное, за что-то, что могло бы вернуть её к жизни. Но подушка была лишь мягкой и безмолвной, как и всё вокруг. Анна Сергеевна осталась одна — с пустотой внутри и тишиной, которая давила на неё всё сильнее.
На следующий день Анна Сергеевна решила повторить то, с чего всё началось. Она взяла огурец, холодный и скользкий, и осторожно ввела его во влагалище, надеясь, что это вернёт ей хоть каплю тех ощущений, которые когда-то заставляли её сердце биться чаще. Но вместо привычного возбуждения она почувствовала лишь дискомфорт и раздражение. Её тело, которое раньше так легко подчинялось, теперь словно сопротивлялось, отвергая её попытки вернуть прошлое.
Она надела юбку, стараясь двигаться как можно осторожнее, чтобы не привлекать внимания, и отправилась в школу. Каждый шаг отзывался неприятным давлением, но Анна Сергеевна стиснула зубы, решив довести начатое до конца. Она надеялась, что, возможно, Саша заметит её состояние, как это бывало раньше, и всё вернётся на круги своя.
Однако в отличие от прошлого раза, она не получала никакого удовольствия — только сплошной дискомфорт и нарастающее раздражение в интимной зоне. Её мысли были заняты одним: почему он молчит? Почему он игнорирует её? Она ловила себя на том, что постоянно оглядывается, надеясь увидеть его взгляд, полный намёка или хотя бы интереса. Но Саша будто не замечал её.
И вдруг она увидела его. Он стоял в коридоре, разговаривая с самой красивой девочкой из их класса — Мариной. Они смеялись, и Саша улыбался так, как раньше улыбался только ей. Марина что-то говорила, играя локоном волос, а он слушал её с таким вниманием, что у Анны Сергеевны внутри всё сжалось.
В ней вспыхнула внезапная ревность, острая и жгучая, как удар ножом. Она почувствовала, как её лицо заливается краской, а руки начинают дрожать. Ей хотелось подойти, прервать их разговор, заставить Сашу смотреть только на неё. Но она не могла пошевелиться, словно приросла к полу.
Огурец внутри неё, который раньше казался символом их связи, теперь вызывал только отвращение. Она почувствовала, как её тело начинает бунтовать, и ей стало страшно, что кто-то заметит её состояние. Анна Сергеевна резко развернулась и почти побежала в сторону туалета, стараясь не привлекать внимания.
Войдя в кабинку, она с трудом сняла юбку. Анна Сергеевна, едва сдерживая дрожь, сунула пальцы во влагалище, пытаясь нащупать огурец. Её движения были резкими и нервными, пальцы скользили по стенкам, но, к её удивлению, огурец оказался на удивление сухим, будто её тело отказалось выделять даже каплю влаги. Она сжала зубы, пытаясь проникнуть глубже, но огурец будто сопротивлялся, ускользая от её попыток. Её ногти, словно когти, царапали нежную кожу, вызывая неприятное жжение, но она не останавливалась.
"Чёрт!" — прошептала она сквозь зубы, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Её пальцы снова и снова пытались ухватить сухую поверхность, но огурец будто играл с ней, уходя всё глубже. Она почувствовала, как её тело начинает бунтовать, а внутри нарастает неприятное давление.
В отчаянии Анна Сергеевна попыталась тужиться, надеясь, что это поможет вытолкнуть огурец. Она присела на корточки, чувствуя, как мышцы напрягаются, но огурец лишь слегка сдвинулся, не желая покидать своё место. Она сменила позу, опершись одной рукой о стену, а другой продолжая пытаться ухватить скользкий предмет. Потом она попробовала встать на колени, наклонившись вперёд, но и это не помогло.
Каждая поза, каждое движение приносили лишь новый дискомфорт. Она чувствовала, как её тело начинает уставать, а паника нарастает. Наконец, после нескольких неудачных попыток, ей удалось зацепить огурец. Она медленно, с усилием, начала вытягивать его наружу, чувствуя, как каждый сантиметр даётся с трудом. Когда он наконец вышел, она чуть не уронила его из дрожащих рук. Огурец был сухим и холодным, как и всё, что осталось от их связи.
Анна Сергеевна бросила его в мусорное ведро, чувствуя, как её тело охватывает дрожь. Она осталась стоять, опираясь о стену кабинки, пытаясь успокоить дыхание. Её влагалище, растерзанное от бесконечных попыток извлечь огурец, горело и пульсировало. Большие половые губы, обычно мягкие и увлажнённые, теперь были воспалёнными и сухими, а малые — покрасневшими и чувствительными к малейшему прикосновению. Внутри всё ныло, будто после долгого и грубого вторжения.
Она осторожно прикоснулась пальцами к своей растерзанной пизде, чувствуя, как кожа реагирует на каждое движение резкой болью. Стыд, отчаяние и злость смешались в ней в один клубок, который душил её изнутри.
На следующем уроке литературы Анна Сергеевна вошла в класс с твёрдым намерением. Её взгляд сразу же нашёл Марину, которая сидела за своей партой, перелистывая учебник. Девочка выглядела спокойной и уверенной, как будто ничего не произошло. Но для Анны Сергеевны это спокойствие было как красная тряпка для быка.
