Глава 1
Твоё лицо — прекрасно. Рыжие волосы, словно расплавленный мед, спадают на плечи тугими прядями, обрамляя щеки с веснушками — мелким золотым порошком. Глаза широко распахнутые, испуганно круглые, как два кристальных шарика под бровями, резко очерченными природой. Твои губы — алый след на белоснежной коже. Шея длинная, нежная, с пульсирующей жилкой у основания. Кожа — молочное стекло, прозрачное над плечами под рубашкой с короткими рукавами. Скулы широкие, почти мужские, но щёки мягкие, как у девочки. Ты прекрасна, даже в страхе.
Ты стоишь в углу на коленях, как щенок, которого приучают к повиновению. Твои сильные спортивные ноги в чулках выглядывают из-под короткой полицейской юбки — такая фигура для такой униформы… офигенно, правда? Руки за спиной скованы наручниками, а кляп из своих же трусиков в твоём рту. Веснушки на лице бледнеют от страха, но только добавляют тебе этой… прелести.
Смотришь испуганными глазами — такие большие, как у зайца перед ловцом. Твои широкие скулы и смазливое лицо в сперме выглядят изумительно: та самая «сержант полиции», которая теперь моё трофейное блюдо. Погоны на плечах сорваны, но что ты можешь сделать? Рубашка с короткими рукавами открывает сильные предплечья, а плоский живот —выдаёт в тебе спортсменку.
— Хорошо выглядишь в этой позе, красавица… — шепчу я тебе на ухо, сжимая твою шею. — Твои соски под тканью так и просятся наружу… Но сперва ты будешь молить о пощаде.
Ты дрожишь, но глаза не отводишь — смелость? Или глупость? Мне нравится. Такая красота в беспомощности… Твои ноги крепкие, но сейчас они лишь опираются на пол, как у пойманной лошадки. А я смотрю, как ты дрожишь от страха и возбуждения — да, чувствую, что ты уже мокрая под чулками…
Ты моя теперь.
Стоять вот так, пока я решу... — шепотом приказываю, с силой дернув за ремень. Она вздрагивает, а я ухмыляюсь. Мое превосходство в каждом жесте: её униформа теперь моя игрушка. Даже на коленях она высока. Рост гренадерский для девки где то 175 см. Как же мне хорошо..
Глава 2
Рыжие волосы разметались по плечам, веснушки на носу и щеках кажутся ярче от пота. Лицо — смазанное спермой, глаза расширены, губы дрожат под кляпом из твоих же трусиков. Сквозь них слышны всхлипы, когда я сжимаю пальцы вокруг твоего клитора.
Мокрое влагалище стискивает мои пальцы, кожа между ног блестит от смазки. Шейка матки — мягкая, как персиковая мякоть, а когда я глубже залезаю рукой, ты вздрагиваешь всем телом, бьёшься ногами о стену. Клитор набухает под моей рукой, ты мычишь сквозь ткань, выгибая спину. Твои спортивные ягодицы напряжены, а между ними — узкое влагалище, которое сокращается вокруг моей руки.
— Смотри, какая ты мокрая, сержант, — шепчу тебе в волосы, сильнее теребя клитор. Твои руки дергаются в наручниках, но я держу тебя крепко. Губы приоткрываются под кляпом, ты пытаешься что-то сказать, а я только улыбаюсь, чувствуя, как твой оргазм бьёт волнами — горячий и сладкий.
Твоё лицо в этот момент — совершенство: щеки покрасневшие от усилий, глаза полные ненависти и страха, а между ног — спазмы, которые ты не можешь остановить. Даже сквозь слезы ты остаешься красивой, как цветок на моей ладони
Глава 3
Я сижу на старом кожаном диване в подвале, пью пиво из бокала, наблюдая за рыжей красоткой. Мария Снегирева стоит на коленях передо мной — её тело напряжено, а глаза полны напряжения и страха. Рыжие волосы спадают локонами, обрамляя лицо с ямочками на щеках. Её грудь «нулевка», но тело — мускулистое, спортивное: плечи широкие, ноги длинные. На животе — ремень из полицейского обмундирования, единственный остаток её формы.
Моя рука не занятая пивом сжимает её голову, которая насаживаться на мой член. Член глубоко погружается тоза одну её щёку то за другую. Она делает это охрененно — опытная шалава ,не каждая проститутка может так. По клубам и членам начальства наверное тренировалась. Её ярко-красные губы блестят от слюны, а язык ловко обвивает головку, заставляя меня стонать сквозь маску. Маша дрожит — то ли от возбуждения, то ли от злости.
Вокруг нас висят кнуты и наручники, рядом стоит гинекологическое кресло, козлы для порки, и дыба с крестом.Два года готовил апартаменты лично для "дорогих гостий". Подвал пахнет пивом, и дубовой мебелью Я чувствую, как её руки ласкают мои яйца — нежно, но уверенно. Маша своей покорностью наверное на что то ещё надеется:) Жизнь удалась:красотка сержант полиции из ОВО теперь на коленях перед мной, а её тело моя игрушка. Я улыбаюсь— скоро она узнает все «прелести» моего подвала.
Тычусь членомвглубь её щек, и она вздрагивает, но молчит. Хорошо: пусть молчит. Пусть кричит потом.
Глава 4
Моя рука сжимает тонкий хлыст, кожа свистит в воздухе перед тем, как обрушиться на её зад. Маша кричит — громко, отчаянно, но стены подвала проглатывают звуки, оставляя нас в эхо боли и возбуждения. Она прикована к козлам, голова низко опущена, крепкая попка вздымающаяся, как спелый плод, готовый лопнуть от удара.
— Не надо… Пожалуйста! — её слёзы капают на пол, смешиваясь с потом. — Я всё сделаю… отсосу, отлижу, разведу ноги… Только не бей…
Смакую каждое слово, откидывая хлыст для второго удара. Кожа покрывается розовыми полосами, а я шепчу сквозь зубы:
— Терпи, моя красавица. Это только начало…
25 ударов — счёт идёт в такт стонам. Хлыст хлещет, оставляя следы от бедер до ягодиц. Она рычит как раненая волчица, но я добавляю шуток:
— Эй, сержант! Твоё тело — моё дело!
Камера мигает красным глазом, записывая каждый удар. Машка уже бледная, но я не останавливаюсь. Последний удар — сильный, чтобы её задница запылала.
— Хорошо? — ухмыляюсь я. Камера фиксирует всё: её лицо, покрытое слоями пота и слёз, мои руки, сжимающие ее бедра…
Я стою за спиной Марии, её тело натянуто на козлах как лук. Руки связаны впереди, ноги разведены в стороны — идеальная поза для того, чтобы показать всему миру её упругую попку. Она шепчет что-то о прощении, но я не слушаю. Моя рука сжимает два дилдо из чёрного пластика — по двадцать два сантиметра каждое. Смазка блестит на их кончиках, жалеть смазку не стоит.
— Тише, красавица, — хриплю я, приподнимая дилдо. — Помнишь, что говорили о послушании?
Она вскрикивает, когда первый предмет входит в неё с толчком. Её тело вздрагивает, но я уже беру второй, готовый расширить её до предела. Камера мигает красным глазом — идеальный ракурс для даркнета.
— Расслабься, Машка… или это больно? — смеюсь я над её стонами.
Она кричит, когда оба дилдо пронзают её влагалище и попку одновременно. Её тело подрагивает, смешивая слезы с потом. Я хлопаю по её раскалённой заднице:
— Молодец… ещё не кончала? Ай-яй-яй, как же ты стонешь…
Мои пальцы крепче вжимают пластик внутрь. Она верещит, но я уже нажимаю кнопку записи — пусть каждый видит её лицо: отчаяние и сладость боли. Её тело дрожит под моими руками, а я смеюсь громче, чувствуя, как смазка стекает по дереву козел.
— Хорошо… — шепчу я ей в ухо. — Так и надо делать больно.
Камера всё ещё мигает. Её слёзы — лучший финал для клипа.
Глава 5
Маша:
Моя спина горит огнем. Каждый удар хлыста врезается в плоть, словно кнут из пламени. Я воплю, но звуки гаснут в подвале — глухой тишине, где эхо не откликается даже на мой плач. Голова свисает с козел. Ногти царапают пол, но больно не только коже.
«Терпи, моя красавица», — хрипит он, и смех режет слух острее хлыста. Я чувствую твои пальцы между ног, грубый шепот: «Раздвинь их, сучка». Но я не могу… Не хочу.
Когда дидло входит — огромное, чужое — тело взрывается криком. Оно рвет меня на части, а ты хохочешь, глядя сквозь маску. «Больно? Хорошо, что так», и камера щелкает, запечатлевая мои слезы.
Я плачу не только от боли. От унижения. Моя форма где-то здесь, но я уже не полицейскиая. Я тряпка, которую топчут ногой. Ремень стягивающий мой живот — единственное напоминание о том, кто я была. Теперь же… я кричу в подушку из бетона, пока твой член глубже погружается в меня, а стены глотают мой голос.
«Кончи, Машка», — приказываешь ты, и тело предает меня: спазмы боли смешиваются с дрожью оргазма. Я ненавижу это. Ненавижу себя за то, что даже сейчас… чувствую какое-то безумие между мукой и позором.
Но ты прав: я должна знать свое место. Твоя тряпка. Твое порно. Моя жизнь теперь — это вопли в этом подвале, где стены пахнут болью и пивом… и твоим смехом.
Глава 6
Я вставляю пивную бутылку объёмом 0,33 литра в узкое влагалище Маши. Сажаю её на корточки. Она сидит на бутылке, полностью загнанной внутрь со смазкой. Ещё одна моя фантазия воплощена. Громко ору: «Полицейская шкура! Сосала начальству за премию, сосала у мажоров в клубах — вот и получишь по заслугам!» Подхожу ближе, смотрю на её слёзы, стекающие по щекам. Пощёчиной приказываю поднять голову. «Ты должна понять: если будешь послушной своему господину — останешься жива и цела. А если нет… то боль станет твоим вечным спутником». Маша всхлипывает, её тело дрожит от боли, стыда и унижения. Бутылка глубоко вошла в плоть — она стонет.
Маша:
Моё тело сжимает холодную стеклянную бутылку, глубоко вдавленную внутрь. Она такая широкая и длинная… Боль режет изнутри, будто внутри меня разорвалось всё на куски. Я стою на корточках, прижатая к полу, а слёзы сами катятся по щекам. Господин говорит что-то о ментовских шкурах и том, как я сосала начальству за премии, но слова размыты от боли и стыда. Его рука вдруг хлещет меня по щеке — больно рвет кожу, а голос становится ещё грубее:
