Марина (27 лет, высокая аппетитная блондинка, домохозяйка) резко дернула руль, и её белый BMW с громким скрежетом чиркнул дверью по фонарному столбу. В салоне повисла тяжёлая тишина, прерванная только её прерывистым дыханием.
— Ты совсем ебнутая?! — прошипел муж Владимир (бизнесмен, 35 лет), сжимая кулаки. — Из-за твоего упрямства теперь ремонт!
— Из-за меня?! — её голос дрожал от ярости. — Это ты орал, как последний мудак, когда я вела!
Он молча открыл дверь и вышел, хлопнув так, что стекло задрожало. Марина сжала руль, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.
Дрожащими пальцами она набрала номер.
— Д-дядя Алик… — голос её задрожал.
— Мариночка? Что случилось? — его низкий голос с характерным акцентом сразу же стал тёплым, заботливым.
— Я… Я в аварии… Муж… Он…
— Где ты? Я сейчас.
Через двадцать минут его потрёпанный эвакуатор остановился рядом. Алик (48 лет, лезгин, автомеханик, владелец небольшой мастерской) вышел, закатав рукава рабочей робы, обнажив волосатые мускулистые руки. Его тёмные глаза быстро оценили повреждения, потом перешли на её заплаканное лицо.
— Всё хорошо, золотце, — он обнял её за плечи, и от его крепкого, пропахшего бензином тела стало так тепло. — Сейчас всё сделаем.
Он погрузил BMW, усадил её в кабину, и они поехали к его мастерской. Всю дорогу Марина жаловалась, а Алик кивал, вставляя ласковые слова:
— Ну и мудак твой, красавица. Ты же ангел, а он…
— Он меня не ценит! — всхлипнула она.
— А я бы ценил… — его рука сжала её колено, и по телу пробежал разряд.
«Дядя Алик» всегда решал проблемы Марины, которая и вправду была неумелым водителем, но любила быть за рулем. Но «дядя Алик» всегда хвалил ее: правда, больше восхищался ее внешностью, чем водительскими данными. Его неравнодушие к ней было для Марины очевидно: кавказцы любят русских женщин – это она знала давно. Для своих лет он выглядел очень даже хорошо. И Марина на животном уровне чувствовала его харизму и нередко млела от его низкого властного, но успокаивающего голоса.
В мастерской было тихо и пусто — рабочий день уже закончился. Алик закрыл ворота, повернулся к ней.
— Давай посмотрим, где у тебя болит…
Он притянул её к себе, и его губы грубо прижались к её рту. Марина ахнула, но не оттолкнула. Его руки скользнули под её блузку, сжали грудь, большие пальцы провели по соскам, заставив их набухнуть.
— Дядя Алик… — попыталась протестовать она, но он уже засунул ладонь в трусы, нащупал влажную щель.
— Ах, какая мокрая… — засмеялся он. — Уже давно никто не трахал тебя как следует?
Она хотела ответить, но он резко развернул её, прижал к капоту машины, стянул джинсы и трусы.

— Нет, стой… — слабо попыталась сопротивляться Марина, но он шлёпнул её по попе, заставив вздрогнуть.
— Молчи, сучка, — прошептал он, расстёгивая ремень.
С ней никто еще не вел себя так грубо. И менее всего она ожидала это от него – всегда такого обходительного. Но не могла протестовать. Она было очень возбуждена. И ее нравилась его наглость и дерзость.
Его член был огромным, твёрдым, с толстыми венами. Он не стал церемониться — раздвинул её ноги и вогнал в киску одним резким толчком.
— А-а-а! — вскрикнула Марина, но боль быстро сменилась волной удовольствия.
Алик хватал её за бёдра, вгоняя в неё всё глубже, грубо шлёпая по заднице.
— Вот так надо тебя, блядь, — рычал он. — Ты же этого хотела, да?
— Да-а-а! — стонала она, чувствуя, как нарастает оргазм.
Он вытащил член, перевернул её, заставил встать на колени.
— Открывай рот.
Она послушно подчинилась, и он вставил в её губы, двигая бёдрами, заставляя давиться. Потом вытащил, плюнул ей на лицо и приказал:
— Теперь попка.
Марина испуганно замотала головой, но он уже смазал пальцы маслом, размазал по её анусу и начал втискивать член.
— Больно! — закричала она.
— Потерпи, шлюха, — он вжал её голову в пол, вгоняя в анус с каждым толчком.
Боль смешалась с невероятным чувством заполненности, и когда он наконец кончил в неё, Марина сама испытала мощнейший оргазм, дрожа всем телом.
Алик отошёл, закурил, глядя на её развратное тело.
Марина лежала на грязном диване в углу мастерской, её ноги всё ещё дрожали, а между бёдер пульсировало. Она чувствовала, как сперма Алика вытекает из неё, но не торопилась вставать. В голове стоял туман, тело было разбито, но внутри горел огонь — такого с ней не было даже в медовый месяц.
Алик затянулся сигаретой, бросил на неё тяжёлый взгляд и хрипло рассмеялся:
— Ну что, зайка, теперь поняла, что твой муж — сопляк?
Она прикрыла глаза, чувствуя, как краска заливает щёки. Да, поняла. Очень хорошо поняла.
— Он… он так никогда не… — голос её сорвался.
— Потому что мальчишка, — Алик плюхнулся рядом, его грубая ладонь легла на её живот. — А тебе нужно, чтобы с тобой обращались как с шлюхой. Да?
Марина не ответила, но её киска снова предательски сжалась.
— Вижу, что да, — он провёл пальцем по её влажной щёлке, заставив её вздрогнуть. — Ты ещё не кончила как следует.
Она хотела возразить, но он резко перевернул её на живот, приподнял бёдра и снова вогнал в неё член. На этот раз медленно, жестоко, заставляя чувствовать каждый сантиметр.
— Будешь выть, — приказал он, хватая её за волосы.
И она завыла. От боли, от удовольствия, от стыда.
Когда он кончил во второй раз, она уже не могла стоять на ногах.
— А теперь иди домой, к мужу, — он шлёпнул её по заднице. — И веди себя прилично.
Она оделась, вышла на улицу. Ветер обдувал её разгорячённое лицо.
Марина ехала домой в такси, прикрыв глаза. Тело ныло, между ног было липко и тепло, а на внутренней стороне бедер засохли капли его спермы. Она должна была чувствовать стыд, раскаяние, ужас перед тем, как встретится с мужем… но вместо этого в низу живота тлел огонь, разгораясь с каждым воспоминанием о том, как грубые руки Алика держали её, как его толстый член разрывал её, заставляя кричать.
"Ты теперь моя" — его слова звенели в голове, и она сжала кулаки, чувствуя, как влага снова пропитывает трусики.
Дома горел свет. Муж сидел на кухне, хмурый, с бутылкой пива.
— Где ты была?! — рявкнул он, вставая. — Я тебе двадцать раз звонил!
— Машину в ремонт отвезла, — ответила она ровным голосом, избегая его взгляда.
— Без меня? К этому твоему «дяде Алику»?! — он фыркнул. — Я же вижу, как он на тебя смотрит!
Марина почувствовала, как внутри всё сжимается. "Если бы он знал…"
— Не говори глупости, — она повернулась к нему спиной, направляясь в душ.
Но он схватил её за руку.
— Ты что, совсем оборзела?! — его пальцы впились в её кожу.
Она резко вырвалась.
— Не трогай меня!
Он замер, глаза расширились. Она никогда так не говорила.
— Ты… ты что, спала с ним?! — голос его дрогнул.
— Да! Потому что ты даже трахаться толком не умеешь! Ты сопляк!
— Сука! — он замахнулся, но она не отпрянула, глядя ему прямо в глаза.
Удар так и не пришёлся. Он опустил руку, лицо исказилось от ярости и боли.
— Вали отсюда. Нахуй.
Она развернулась, взяла сумку и вышла, не оглядываясь.
На улице было холодно. Она достала телефон, набрала номер.
— Алло? — голос Алика был спокойным, будто он ждал этого звонка.
— Я… я больше не могу туда вернуться, — прошептала она.
— Где ты?
— На улице. Он меня выгнал.
— Жди.
Через десять минут перед ней остановилась его видавшая виды «Тойота». Алик вышел, оглядел её с головы до ног, потом открыл дверь.
— Садись.
Марина сидела в потрёпанной Toyota, сжимая в руках сумку с вещами. Городские огни мелькали за окном, но она их почти не замечала – в голове гудело, тело всё ещё помнило каждое прикосновение Алика, а сердце бешено колотилось.
— Куда... куда мы едем? – спросила она тихо.
Алик бросил на неё тяжёлый взгляд, его пальцы сжимали руль.
— Ко мне. Раз уж твой мальчишка тебя выгнал, теперь будешь жить у дяди.
Она почувствовала, как между ног снова пробежала горячая волна.
Машина свернула в промзону, остановилась у небольшого гаража с жилой комнаткой на втором этаже. Это было его убежище – место, куда он приходил после работы, где никто не мешал.
— Заходи, – бросил он, открывая дверь.
Комнатка оказалась маленькой, но уютной: диван, телевизор, мини-кухня. На стене висели старые фотографии – Алик в молодости, какие-то мужчины, вероятно, друзья.
— Снимай одежду, – приказал он, зажигая сигарету.
— Ч-что? – Марина замерла.
— Ты думала, я тебя сюда привёз чай пить? – он усмехнулся. – Раздевайся. Хочу видеть, что теперь принадлежит мне.
Дрожащими руками она расстегнула блузку, затем джинсы. Алик наблюдал, как она стягивает с себя последние лоскуты стыда, и его глаза горели.