1402 год. В битве при Анкаре войска османского султана Баязида Молниеносного были разбиты великим Тамерланом, а сам он, израненный и униженный, скован тяжелыми цепями. Его любимая жена, красавица Оливера, высокая стройная блондинка с голубыми глазами и соблазнительными формами, дочь сербского правителя, дрожала в углу шатра, её бледные пальцы вцепились в тонкие шелковые одежды. Как же Баязид теперь проклинал себя за то, что из-за своей большой любви к ней, не мог с ней расстаться ни на день, а потому брал ее с собой и в походы. Другие жены султана завидовали ей. Но теперь ей не позавидовала бы ни одна женщина на свете!
Тамерлан, великий завоеватель, медленно обходил пленников, его тёмные глаза пылали холодным торжеством. Он не простил Баязиду оскорбительный тон его писем к нему. И теперь жаждал полного отмщения и унижения поверженного врага.
— Ты хотел бросить вызов мне, Баязид? — голос Тамерлана был тихим, но каждое слово обжигало, как раскалённый клинок. — Теперь смотри, как твоя гордыня превращается в прах.
Он шагнул к Оливере, и та замерла, чувствуя, как его взгляд скользит по её телу. Грубые пальцы завоевателя коснулись её подбородка, заставив её вскинуть глаза.
— Твоя любимая жена прекрасна, — прошептал Тамерлан, обращаясь к Баязиду, но не отводя взгляда от её дрожащих губ. — И сегодня она узнает, каково это — принадлежать настоящему властелину.
Оливера попыталась отстраниться, но железная хватка Тамерлана не позволила ей бежать. Он притянул её к себе, и грубо поцеловал в губы. Она пыталась сопротивляться, но её тело предательски откликалось на его прикосновения.
На глазах у Баязида, скованного и бессильного, Тамерлан срывал с Оливеры одежды, обнажая её белоснежную кожу. Его руки скользили по её изгибам, исследуя каждую дрожь, каждый стон, который она пыталась подавить.
— Посмотри, как она покоряется, — насмехался Тамерлан, прижимая Оливеру к ковру.
Баязид рычал, дергаясь в цепях, но его крики лишь забавляли победителя. Тамерлан медленно, с наслаждением, лишал Оливеру последних остатков стыда, заставляя её стонать под его властными ласками.
И когда он вошёл в неё, заставив её вскрикнуть, Баязид понял — это было не просто унижение. Это была казнь. Казнь, растянутая на долгие часы, где каждое прикосновение, каждый стон его жены были новым ударом по его гордости.
А Тамерлан лишь ухмылялся, наслаждаясь своей победой — и её сладкой, стыдливой покорностью. Моральное удовлетворение грозного воителя было намного сильнее сексуального удовольствия от прекрасного тела Оливеры.
Шатер был наполнен тяжелым дыханием, смешанным с ароматом кожи, пота и восточных благовоний. Оливера, её тело всё ещё трепетало от прикосновений Тамерлана, но теперь он не спешил. Он хотел, чтобы Баязид видел всё.
— Ты думал, что можешь защитить её? — проворчал Тамерлан, проводя ладонью по животу Оливеры, чувствуя, как её кожа покрывается мурашками. — Ты ошибался.
Он перевернул её на живот, грубо прижав к шелковым подушкам. Её бёдра приподнялись сами собой — то ли от страха, то ли от неожиданного стыдливого возбуждения. Тамерлан насмешливо взглянул на Баязида, чьи глаза пылали бессильной яростью.
— Смотри, как она принимает меня…
Оливера сжала пальцами ткань подушки, когда он снова вошёл в неё, на этот раз ещё медленнее, растягивая момент. Её тело сопротивлялось, но Тамерлан знал, как сломить любое сопротивление. Его руки обхватили её бёдра, пальцы впились в нежную кожу, оставляя алые следы.
— Ты… ты монстр… — прохрипел Баязид, но его голос дрожал.
— Нет, — Тамерлан усмехнулся, наклоняясь к уху Оливеры. — Я просто тот, кто берет то, что хочет.
Он начал двигаться сильнее, и Оливера не смогла сдержать стон. Её тело предательски отвечало на каждое движение, и она ненавидела себя за это. Но больше всего она ненавидела то, что Баязид видел её слабость.
Тамерлан знал это. И потому он заставил её повернуть голову, чтобы её губы встретились с его поцелуем — глубоким, властным, лишающим последних сил сопротивляться.
— Ты уже не его, — прошептал он, чувствуя, как её тело сжимается вокруг него. — Ты моя.
И когда волна наслаждения накрыла её, Оливера поняла — это было не просто насилие. Это было перерождение.
А Баязид мог только наблюдать. И сгорать.
Тяжелый воздух шатра был пропитан запахом страсти и власти. Оливера лежала на шелках, её тело всё ещё дрожало, а кожа горела от прикосновений Тамерлана. Но завоеватель не был удовлетворён. Ему было мало просто взять её — он хотел сломать.
Он откинулся назад, его тёмный взгляд скользил по её обнажённой фигуре, отмечая каждый румянец стыда, каждый предательский отклик её тела.
— Ты думаешь, это конец? — Его голос звучал как скользящий по коже кинжал. — Это только начало.
Он провёл пальцем по её внутренней поверхности бедра, заставив её вздрогнуть.
— Ты ещё не знаешь, на что способно твоё тело…
Баязид рванулся в цепях, но стража тут же прижала его к земле.
— Не трогай её! — его голос был хриплым от ярости.
Тамерлан лишь рассмеялся.
— Ты всё ещё командуешь? — Он наклонился к Оливере, его губы почти коснулись её уха. — Может, ты хочешь, чтобы он увидел, как ты просишь меня?
Оливера зажмурилась, но Тамерлан грубо взял её за подбородок.
— Смотри на него, сербская блядь. Смотри, как он страдает.
Она открыла глаза — и увидела лицо Баязида, искажённое болью и ненавистью.
— Теперь… — Тамерлан медленно провёл рукой между её ног, — …покажи ему, как ты горишь ради меня.
Оливера стиснула зубы, но её тело уже отвечало на его прикосновения. Она ненавидела себя за это. Ненавидела его. Но больше всего — ненавидела то, что не могла остановиться.
Тамерлан улыбнулся, чувствуя, как она становится влажной под его пальцами.
— Видишь, Баязид? — Его голос был сладок, как яд. — Она уже не твоя.
И когда её тело содрогнулось в новом спазме, Баязид зарычал, как раненый зверь.
Но Тамерлан лишь притянул Оливеру к себе, шепча:
— Теперь ты принадлежишь только мне.
И в её глазах, среди стыда и ненависти, мелькнуло нечто новое… Смирение.
И тогда мстительный завоеватель решил осуществить последний акт унижения своего пленника.
Шатер сотрясался от тяжелых стонов и хриплых возгласов. Тамерлан, полулежа на подушках, с холодным любопытством наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой. Оливера, некогда гордая султанша, теперь была лишь игрушкой в руках его самых свирепых воинов, наиболее отличившихся в последней исторической битве.
Четверо мужчин с обожженными солнцем телами и глазами, горящими от жажды, окружили дрожащую женщину. Первый, грубый монгол с шрамами на лице, уже стаскивал с себя пояс, его толстый член напряженно пульсировал в ожидании.
— Хочешь посмотреть, как твоя жена станет общей добычей? — Тамерлан повернулся к Баязиду, чье лицо было искажено немой агонией.
Оливера попыталась закрыться руками, но второй воин, высокий узбек с медвежьей хваткой, грубо развел ее ноги в стороны.
— Нет! Пожалуйста! — ее голос сорвался в шепот, когда третий, молодой туркмен с хищной ухмылкой, прижал ее лицо к своему животу, заставляя вдыхать мужской запах.
— Принимай, сербская шлюха, — прохрипел он, засовывая свой член ей в рот.
Баязид рванулся в цепях, из горла вырвался хриплый рев. Но стражи лишь глубже вдавили колени в его спину, пригвоздив к земле.
Первый воин вошел в Оливеру сзади без подготовки, одним резким толчком. Она вскрикнула, но ее голос тут же подавил член в ее горле. Второй схватил ее за волосы, заставляя выгнуться еще сильнее, а четвертый (негр), терпеливо ждавший своей очереди, провел ладонью по ее животу, наслаждаясь дрожью ее тела.
Шатер наполнился звуками: хлюпание плоти, хриплое дыхание мужчин, сдавленные всхлипы Оливеры. Ее тело уже не сопротивлялось — лишь бессильно подрагивало под натиском.
— Смотри, Баязид, — Тамерлан наклонился к нему. — Это твоя вина. Ты не смог ее защитить.
Один за другим воины менялись, используя ее как теплую дыру, переворачивая, заставляя принимать их в разных позах. Слезы текли по ее лицу, но тело... тело предательски отвечало на каждое движение.
Когда последний из них, самый мощный, заполнил ее до предела, Оливера внезапно выгнулась в немом крике — ее тело, измученное и униженное, достигло позорного предела. И тут все четверо одарили ее долгим золотым дождем под усмешку Тамерлана.
Баязид зарычал, из его глаз брызнули кровавые слезы.
Тамерлан рассмеялся.
— Теперь она принадлежит дороге. Завтра ее ждут новые воины. И послезавтра. Пока она не забудет твое имя.
Оливера лежала без сил, ее бедра дрожали, смесь семени и мочи стекала по ногам. В ее потухшем взгляде уже не было ни гордости, ни надежды. Только пустота.
