— Ой, бляяяя... — донеслось с тротуара, и от этого похабного возгласа её возбуждение только усилилось, влага струилась по внутренней стороне бёдер.
Его пальцы впились в её плоть, когда он вытащил ствол почти полностью — с мокрым, непристойным чавканьем — и тут же вогнал обратно. Её соки капали на пол, смешиваясь с их предыдущими следами страсти, образуя неприличные липкие лужицы.
— Я... Я не могу... Нас видят... — её шёпот сорвался, когда новая волна удовольствия начала нарастать в глубине живота.
Он грубо засмеялся, провёл влажной ладонью по её потной шее:
— Не любишь популярность? А может, помашешь им? Пусть запомнят, как выглядит настоящая шлюха в момент блаженства.
Автобус дёрнулся, набирая ход, и член вошёл под новым углом, задевая то самое чувствительное место — и мир взорвался в каскаде удовольствия. Она кончала, судорожно сжимая его внутри, чувствуя, как горячая сперма снова заполняет её, вытекает по дрожащим ногам, пачкает дорогое платье... Густая белая жидкость стекала по её бёдрам, оставляя мерзкие блестящие дорожки на чулках, которые теперь были испорчены навсегда.
А он не останавливался, продолжая загонять в неё свою плоть, пока девчонки не скрылись из виду. Когда он замер, вогнав в неё весь свой размер, она наслаждалась, беря от этого момента всё, наслаждалась каждой пульсирующей венкой, каждой прожилкой на его члене. Его яйца тяжело шлёпнулись о её промежность, оставляя липкий след.
— Ну что, сучка, — он извлёк свой инструмент с мокрым, непристойным звуком, — довольна?
Она не ответила, лишь сжала бёдра, пытаясь удержать вытекающую сперму. В стекле отражалось её лицо — запятнанное помадой, развратное, и от этого невероятно прекрасное в своём падении. Его член, всё ещё твёрдый и покрытый их смешанными соками, снова проник в её растянутое влагалище, заставляя её застонать от этой неприличной полноты.
Её сознание расплывалось в сладостной истоме, губы шептали бессвязные мольбы: «Ещё... глубже... нет, я не могу...» Но тело, предавшее её, уже судорожно сжималось вокруг его члена, выжимая каждую каплю наслаждения. Снаружи, за запотевшим от её горячего дыхания стеклом, мелькали благопристойные граждане с пакетами из супермаркетов, мамочки с колясками, школьники — все они и представить не могли, какая развратная сцена разыгрывается в этом автобусе.
- Ты вся дрожишь, как сучка в течке, — прошептал он, касаясь губами её уха, его горячее дыхание обжигало кожу. — Я растяну тебя так, что твой муж никогда не сможет подарить тебе такое же удовольствие.
— Да... Растяни, — она просто повторяла его слова, уткнувшись лбом в окно автобуса.
Глаза закрылись, но тело, приученное годами супружеского однообразия, жадно отвечало на эту грубость — горячая волна стыдливого удовольствия растеклась по внутренней стороне бёдер, смешиваясь с его спермой от предыдущего раза. Он почувствовал это и начал двигаться особым образом — не просто толчками, а медленными, размашистыми движениями, вытаскивая почти полностью, оставляя только головку, чтобы снова вогнать себя до самого основания, заставляя её внутренности болезненно сжиматься.
- Смотри на них, — сказал он грубо, угадав её мысли, и она невольно повиновалась, открыв глаза. — Люди там идут по своим делам, а ты тут трахаешься, как последняя шлюха. Что бы они сказали, увидев тебя сейчас...
Когда он резко вошёл в последний раз и наконец разрядился, из её груди вырвался сдавленный скулеж. Горячая сперма заполнила её, переливаясь через край. Её матка судорожно сжималась, пытаясь вобрать в себя каждую каплю его семени, а клитор пульсировал, будто маленькое сердце, посылая новые волны удовольствия по всему телу. Но он не выходил, продолжая медленно двигаться внутри, растягивая её измученные стенки, заставляя кончать снова — дико, безудержно, с надрывным стоном.
- Вот видишь, — прошептал он, вынимая наконец свой мокрый член и шлёпая им по её дрожащим бёдрам, — твоё место — на члене. И ты это знаешь.
Он вышел из неё с мокрым звуком, и она тут же по внутренней стороне бёдер потекла тёплая жидкость. Густая, липкая, с лёгким дрожащим пульсом — его сперма. Капли падали на грязный пол автобуса, оставляя прозрачно-белые следы.
Он чуть отстранился, ровно настолько, чтобы поправить брюки, и в отражении стекла она увидела своё лицо — размазавшуюся помаду, слипшиеся от пота волосы, глаза, всё ещё мутные от оргазма. А за спиной — его довольную ухмылку. Он дал ей время немного оправиться и привести себя в порядок, молча стоя за спиной.
- До скорого, шлюшка. Твой ротик тоже бы хотел, но это в другой раз, — он грубо провел пальцем по её опухшим губам, заставляя её вновь сглотнуть его вкус.
Автобус дёрнулся вперёд, она чуть сжала бёдра, по ним медленно текло то, что он оставил внутри неё. Народ редел, и когда его грубая ладонь наконец отпустила её бедро в последний раз, словно прощаясь. Как он ушёл, она даже не заметила — всё её внимание было на собственном виде и мыслях, как она будет выходить.
Резкий тормоз — и она едва не рухнула в проход, потные ладони соскользнули с поручня. Ноги мелко дрожали, а между бёдер по-прежнему сочилось тёплое доказательство измены. Первый шаг к выходу — густая капля сползает по внутренней стороне бедра, оставляя блестящий след на чулке.
Осенний ветер ударил по разгорячённой коже, когда она вывалилась на улицу. Шёлковое платье прилипло к спине мерзкой плёнкой, а подол задрался, обнажая испачканные бёдра. Ей казалось, что любой прохожий мог разглядеть, что она занималась сексом, хотя скорее подошла фраза «трахали».
— Алло, Марья Ивановна? — её голос звучал неестественно высоко, когда дрожащие пальцы сжимали телефон. — Я... Я испачкала платье. Землёй. Да, упала у остановки... Ну и коленкой ударилась.
Ее отпустили с работы. Такси, в котором она едва не потеряла сознание от кажущегося ей позора. Водитель смотрел на нее и словно все знал. Дверь квартиры захлопнулась. Она прислонилась спиной к стене. В тишине особенно громко слышно было ее сердцебиение.
Платье снималось с мокрой кожи с противным чавканьем. Она швырнула его в угол ванны, туда, где была корзина с бельем — дорогое серое шелковое, теперь испорченное белыми потеками. Взгляд скользнул вниз — блестящие дорожки уже подсыхали, но когда палец прошёлся от колена к самому источнику тепла, он вернулся покрытым густой слизью.
Кончик языка сначала робко коснулся пальца, затем жадно облизал его, впитывая солёно-горький вкус чужого мужчины. Тело ответило мгновенной волной — клитор набух, а влагалище судорожно сжалось впустую.
Душ Жанна включила на максимум, почти обжигающий. Струи не могли смыть главного — эмоций от тех ощущений, как влагалище сжималось на каждом толчке, как живот сладко ныл от грубых тычков. Руки сами потянулись вниз — два пальца легко вошли в ещё растянутое отверстие, а ладонь прижалась к груди, выкручивая сосок.
Она кончила почти беззвучно, кусая кулак, пока горячая вода смешивалась со слезами по её щекам. Стояла под почти кипящими струями, пока кожа не покраснела, но внутри оставалась грязной — не от спермы, а от осознания: ей это понравилось.
