Он прижался всей тяжестью к её спине, давая ей понять о его возбуждении — твёрдом, наглом, давящем на поясницу сквозь слои одежды. Трусики уже валялись где-то под сиденьями, снятые и теперь ставшие словно лишний элемент в этом действии. Его пальцы теперь без преград скользили между её ног, размазывая её же влагу по внутренней поверхности бёдер.
— Ты вся дрожишь, — его пальцы с похабными хлюпающими звуками входили в её размякшую дырочку. — О-о-о, какая мокренькая... — он размазал её соки по лобку, смешивая с каплями пота.
Воздух в лёгких перехватило, мурашки побежали от копчика до шеи. Мышцы живота судорожно сокращались, ноги ослабли, мелко подрагивая так, что она боялась — вот-вот рухнет на пол.
Он ускорил движения, ладонь хлюпала от её соков, смешиваясь со звуком его тяжелого дыхания у её уха. Она уткнулась лбом в окно автобуса, больше не в силах сопротивляться. Внезапный толчок автобуса вогнал его пальцы глубже, и её отражение в стекле исказилось — запрокинутая голова, перекошенное от наслаждения лицо, безумные глаза...
— П-пожалуйста... хватит... — её шёпот звучал как последний жалкий протест, но он лишь глубже вонзил пальцы, заставив её скулить.
— Кончай же, шлюшка... еще раз, — прошипел он. От этих слов волна оргазма накрыла её с головой. Тело судорожно сжалось вокруг его пальцев, а из горла вырвался сдавленный крик.
— Я замужем... — прошептала она бессмысленно, словно это могло остановить его, губы дрожали, а голос звучал как у потерянной девочки.
Но эти слова лишь заставили его глубже вжать её в стекло. Он приподнял её за бёдра — и в следующий миг горячая, твёрдая плоть упёрлась туда, где только что орудовали его пальцы.
— Муж не делает тебя так мокрой, да? — его шёпот обжёг ухо, пока он медленно, мучительно медленно вводил первые сантиметры.
Она впилась пальцами в пластик поручня, чувствуя, как он растягивает её — шире, чем пальцы, плотнее, невыносимее.
Автобус дёрнулся на очередной яме — её мокрая дыра с хлюпающим звуком приняла весь его член до яиц. Он начал выходить — и Жанна почувствовала, как выворачиваются внутренности, будто пытаются удержать его. - Ах ты жадная шлюха…, — он со смешком шлёпнул по дрожащей попке.
Её глаза закатились, из горла вырвался сдавленный стон. Он заполнил её полностью — горячий, пульсирующий, чувствующий каждую складку изнутри.
— Боже, он так глубоко... — член распирал её киску, каждая неровность ствола ощущалась отчётливо, даря новые ощущения. - Чувствуешь, как твоя дырка хочет ещё? — он просунул, словно стараясь достать до самого нутра, заставляя её глаза закатиться.
- Тише, сучка…, — он схватил меня за волосы, прижимая лицо к стеклу. - А то все увидят, как замужняя женщина трахается с незнакомцем...
Его движения становились резче с каждым толчком. Он вытаскивал почти полностью — только головка оставалась внутри — и снова вгонял член до основания, заставляя внутренности сжиматься в сладкой панике.
"Кончу... опять кончу..." — бёдра сами двигались навстречу, принимая его всё глубже. Одна рука бессильно скользила по стеклу, оставляя мутные следы, другая судорожно сжимала собственную грудь сквозь ткань платья.
Он ускорился, его яйца хлопали по моей промежности, а пальцы впились в бёдра так, что завтра останутся синяки. В ушах звенело, мир сузился до точки, где наши тела соединялись — влажно, громко, пошло...
- Не кончай, подожди, шлюха… теперь ещё рано, — его голос сорвался. Это стало последней каплей — её тело взорвалось волнами оргазма, судорожно сжимаясь вокруг него, вытягивая последние капли…
Яйца хлестали по растянутой киске, оставляя липкие следы на распухших половых губах. С каждым толчком из меня вылетали мутные пузыри нашей смешанной жидкости, пачкая нам ноги. - Да-да-да, вот так, раздолбай мне эту замужнюю пизду! — Жанна сама не узнавала свой голос, шепчущий почти беззвучно, но он точно слышал.
Он сделал последний насмешливый толчок и вышел полностью, оставив лишь лёгкое, дразнящее прикосновение головки к распухшим от возбуждения губам. Его руки сжали мои бёдра стальными тисками, приподнимая меня на цыпочки так, что я прочувствовала каждую прожилку на его вздувшемся члене, скользящем по влажным губам. Головка едва касалась входа, собирая с меня капли смазки, но упрямо отказывалась дать то, что моё тело уже бешено требовало.
— Трахни … пожалуйста… еще… — слова вырвались сами, и это пронзило её сознание, как электрический разряд, заставив внутренности судорожно сжаться в мучительном предвкушении. Она стиснула зубы, но предательская влага уже сочилась из её дрожащей щёлочки, стекая по внутренней стороне бёдер, оставляя липкие следы на коже.
— Проси, — его голос звучал как раскалённая сталь, когда он нарочито медленно водил лишь кончиком своего толстого члена по её дрожащим, припухшим губам. — Скажи, как жаждешь принять его весь, до самого основания.
Её ногти впились в поручень, когда его грубые пальцы сжали её грудь через тонкую ткань, больно закручивая соски до побеления. Он знал все её слабости — его горячая, пульсирующая плоть снова прижалась к самому входу, давя, но не входя, заставляя её бёдра подаваться назад в тщетной попытке поймать желанную полноту.
— Не хочешь? — фальшиво вздохнул он, отодвигаясь на злобный сантиметр, и в этот момент её тело взбунтовалось.
— Стой! — хриплый крик сорвался прежде, чем включилось сознание. Её голос звучал раздавленно-молящим, как у уличной шлюхи, вымаливающей ещё один толчок.
Он замер, наслаждаясь её унижением, его член пульсировал у самого входа, блестя от её предательской влаги.
— Полностью. Словами, — приказал он, шлёпнув ладонью по её дрожащей киске, оставляя алый отпечаток.
Мир сузился до жгучей точки, где их тела вот-вот должны были слиться. Губы горели от стыда, но низ живота пылал адским пламенем, требуя большего.
— Войди в меня… как до этого… прямо сейчас, — выдохнула она, чувствуя, как алая краска позора заливает её лицо, шею, грудь, делая соски ещё чувствительнее.
Его низкий смешок обжёг её кожу.
— Ну раз просишь…
Он входил мучительно медленно, заставляя каждую складочку её влажной плоти растягиваться, приспосабливаться к его толщине, её матка сжималась от непривычного давления. Сердце колотилось бешеными ударами — в висках, в пересохшем горле, в дрожащих пальцах. «Это грязно… Я замужем… Он насилует меня…» — но мысли рассыпались, когда его головка растянула натертую кожу, заставляя нежные складки её киски обжиматься вокруг его толстого ствола.
Он входил с мучительной неспешностью, выбивая из неё прерывистые стоны — высокие, дрожащие, неприлично громкие. Когда он достиг матки, по её спине пробежали судороги, а живот сжался от непривычной, почти болезненной полноты.
Его ладонь с хрустом вдавилась в её рот, перекрывая крик, когда он вогнал себя до самого основания. Пальцы другой руки впились в её бедро, оставляя багровые отпечатки на бледной коже.
— Тише, шлюха, — прошипел он, его обжигающее дыхание опалило её шею, — или все услышат, как замужнюю даму трахают в автобусе, как её киска пошло хлюпает, принимая каждый сантиметр.
В запотевшем стекле мелькали силуэты пассажиров — старушка, перебирающая спицы, студент, барабанящий пальцами по колену, мать, прижимающая к груди сонного ребёнка. «Они здесь. Они видят. Видят всё». Но следующий толчок размыл её мысли в белом горячем мареве.
— Какая же ты тесная… — его голос хрипел от напряжения, пальцы впивались в её плоть, — и вся мокрая… Это от стыда? Или потому что муж никогда не трахал тебя по-настоящему?
Его слова обжигали сильнее, чем его плоть, выбивая последние остатки приличия. С каждым движением её внутренности сжимались, а когда он выходил почти полностью — её тело само рвалось навстречу, требуя больше.
— Кончай же, шалава, — он ускорился, его яйца хлестали по её воспаленной промежности, — кончай, от того что такая фифа замужняя сама залезла на член случайного мужика в автобусе.
Она не ответила, лишь глубже вжалась лбом в холодное стекло, чувствуя, как струйки её соков стекают по внутренней стороне бёдер. Рука прошла по спине, нащупывая застёжку лифчика. Он расстёгнул её, словно понял, как ей тяжело дышать, и таким образом решил помочь.
— Посмотри на себя, — он прижал её сильнее к стеклу, заставляя видеть отражение: растрёпанные волосы, полуоткрытый рот с размазанной помадой, грудь, зажатую в его грубых лапах. Её соски налились под тканью. — Ты действительно хочешь, чтобы я остановился?
Её молчание было ответом.
Он начал двигаться с животной яростью — не просто трахал, а вколачивал себя в её трепещущую плоть, каждый толчок заставлял её тело вздрагивать, а грудь болезненно подпрыгивать. Его ладонь плотно прикрыла её рот, но сдавленные стоны всё равно прорывались, сливаясь с хлюпающими звуками их греховной связи.
В запотевшем стекле автобуса отражались мелькающие силуэты пассажиров — кто-то брезгливо косился, кто-то делал вид, что не замечает происходящего. Но больше всего Жанну бесило собственное отражение: полузакрытые глаза, закатывающиеся под веками от наслаждения, распухшие губы, облизывающиеся в такт каждому толчку, тело, выгибающееся навстречу грубым движениям.
- Гляди-ка, Лен, это ж… — девичий смешок ворвался в сознание, как ледяной душ. Две девчонки в кислотно-ярких куртках замерли у остановки, уставившись на прижатое к стеклу женское тело. Одна судорожно достала телефон, и Жанна инстинктивно дёрнулась, пытаясь прикрыться, но в этот момент он вогнал свой член до самого основания, выбив из неё громкий, неприличный стон и прижав ещё сильнее к холодному стеклу.
